Лирика древней Эллады в переводах русских поэтов

Возлежа на листве нежной
Мирт и лотосов зеленых,
Я желаю пить прилежно,
Пить подольше, но с опаской:
Сам Эрот мне кравчим служит
И, папирусной подвязкой
Подтянув хитон на плечи,
Влагой хмельной угощает.
Колесом от колесницы
Вкруг самой себя вращаясь,
Жизнь людская убегает,
А в могиле смертный кости
Горстью пепла оставляет...
Для чего ж кадить на камень?
Лить на землю возлиянья?
Лучше мне, Эрот, при жизнн
Воскури благоуханья —
Увенчай меня цветами,
Приведи мою готору;
Прежде, нежели вмешаюсь
В хороводы с мертвецами,
Я хочу прогнать заботы.

Все листья на деревьях
Ты верным счетом знаешь
И на море широком
Все волны сосчитаешь —
Сочти ж моих любовниц.
В Афинах, для начатка,
Ты запиши мне двадцать
И полтора десятка.
Потом считай в Корннфе
По целым легионам:
Уступит вся Эллада
В красе коринфским женам.
Теперь сочти в Лесбосе,
В Ионии, в Родосе
И в Карии... пожалуй —
Две тысячи... немного...
Что скажешь? Отмечай же
Далеко до итога.
Ни сирским, ни канотскнм
Не свел еще я счета...
Да в Крите всеобильном,
По городам Эрота,
Где таинства уставил
Любви законодавец,
Сочти, вдобавок к прежним,
Души моей красавиц,
Но как их сосчитаешь —
Спрошу тебя заране —
За Кадиксом, за Индом
И в дальней Бактриане?

Спишь, Зенофила, мой нежный цветок?.. Ах!
Если б я ныне,
В сладостный сон превратясь, в очи прокрался твои
Так, чтоб и тот, кто Зевеса могущие вежды смыкает,
Мне уступил... я б один вечно тобою владел.

Быстрый мой вестник, комар, полети! на ушко Зенофнле,
Нежно коснувшись ее, эти слова ты шепни:
«Он тебя ждет и не может уснуть; а ты, друга забывши,
Спишь!» — Ну лети же скорей! Ну, песнопевец, лети!
Но берегись, потихоньку скажи, не то — мужа разбудить;
С мужем воспрянут тотчас ревности муки с одра.
Если ж се приведешь, то в награду тебя я одену
Львиною кожей и дам в руки тебе булаву

Весело блещет мой кубок, как будто гордясь, Зенофила.
Что прикоснулся к твоим сладкоречивым устам...
Жребий завидный; ах; если б, обняв меня нежной рукою,
Страстным лобзаньем ты всю душу испила мою!

Паном аркадским клянусь, ты сладко поешь, Зенофила,
Сладко поешь и смычком движешь по звучным струнам
Где я? Куда я бегу? — Меня окружили Эроты;
Сонм легкокрылый, теснясь, мне не дает и дышать.
В сердце вливает любовь то Пафии прелесть, то музы
Нежный голос... Увы! Страстью сугубой горю.

Уж распустились фиалки, цветет уже жаждущий влаги
Нарцис, вдоль по горам лилии стройны цветут;
О Зенофила! взгляни: уже Граций любимица роза,
Милый Эроту цветок, прелесть весны, расцвела!..
Что вы напрасно, долины, красуетесь пестрым убором?
Всех ваших пышных цветов краше девица моя.

Горе! не сладостный брак, но Аид, Клеариста, суровый —
Девственный пояс тебе хладной рукой развязал.
Поздней порой, у невесты, пред дверью растворчатой флейты
Сладко звучали; от них брачный покой весь гремел;
Утром — весь дом огласился рыданием, и Гименея
Песни веселыя клик в стон обратился глухой;
Факелы те ж и невесте у храмины брачной светили
И усопшей на путь в мрачное царство теней.

Чашу налей и примолви: «За здравие Гелиодоры!»
Молви и с чистым вином сладкое имя смешай,
И вчерашний венок, еще влажный от кудрей душистых
Милой, ты, в память ее, мне возложи на главу...
Видишь ли? слезы роняет и роза, влюбленных подруга,
Плачет, что нет ее здесь в страстных объятьях моих.

Горькие слезы в Аид безотрадный сквозь хладную землю,
Милая, шлю тебе в дар, прежней останки любви;
Горькие слезы лиются на прах твой, как жертва святая,
В память желаний живых, в память нежнейшей любви.
Нет! и по смерти тебя Мелеагр не забудет, и вечно
Тяжкий, напрасный мой стон будет Аид оглашать.
Горе мне, горе! где милый цветок мой!.. Все смерть погубила.
Свежую розу мою пепел могильный покрыл.
О! умоляю тебя, земля, человеков всех матерь,
Тихо на лоно твое бедную деву прими.

В обители ничтожества унылой,
О незабвенная, прими потоки слез
И вопль отчаянья над хладною могилой.
И горсть, как ты, минутных роз!
Ах, тщетно все! Из вечной сени
Ничем не призовем твоей прискорбной тени:
Добычу не отдаст завистливый Аид.
Здесь онемение, все хладно, все молчит;
Надгробный факел мой лишь мраки освещает...
Что, что вы сделали, властители небес?
Скажите: что краса так рано погибает?
Но ты, о мать-земля, с сей данью горьких слез
Прими почившую, поблеклый цвет весенний,
Прими и успокой в гостеприимной сени,

Вечно в ушах раздаются Эрота приятные звуки,
Око желаниям в дар сладкие слезы несет;
Нет мне покоя ни ночью, ни днем, и от чаров любовных,
Врезан глубоко, в душе образ знакомый горит.
О легкокрылы Эроты! как хищники, вы налетели —
Ах! отлетите на миг, дайте душе отдохнуть.

Здесь, венки мои, здесь над двойчатою дверью висите;
Так оставайтесь; не вдруг листья роняйте свои.
Вас окропил я слезами — слезливы влюбленные очи,
Но лишь дверь заскрипит, только лишь выйдет она,
Крупным дождем на главу ее слез моих капли пролейте —
Пускай слезы мои русые локоны пьют.

Свидетели любви и горести моей,
О розы юные, слезами омоченны,
Красуйтеся в венках над хижиной смиренной,
Где милая таится от очей!
Помедлите, венки, еще не увядайте!
Но если явится, пролейте на нее
Все благовоние свое.
И локоны ее слезами напитайте.
Пусть остановится в раздумье и вздохнет...
А вы, цветы, благоухайте
И милой локоны слезами напитайте.

Трижды, светильник, тобой поклялась Гераклея — порою
Ночи притти, — не пришла. Если, светильник, ты бог, —
О, покарай за измену: когда она с милым резвиться
Будет, — угасни, не дай света утехам любви.