Демосфен - Избранные речи

(76) Итак, вот каково мое мнение: об этом я вношу и письменное предложение. И я думаю, что еще и сейчас наши дела могут поправиться, если оно будет проводиться в жизнь. Впрочем, если кто-нибудь другой может предложить что-нибудь лучшее, чем мое, пусть он говорит и подает свой совет. Но ваше решение, какое вы примете, пусть послужит – да помогут все боги! – нам на пользу.

И эта речь имеет одинаковое содержание с предыдущей и не прибавляет ничего нового и особенного, кроме рассуждения о единодушии. Видя враждебное отношение богатых к бедным, Демосфен старается прекратить между ними раздор, причем демократам советует не требовать отобрания в казну имущества богатых, богатым же не возражать против раздачи государственных денег бедным. Кроме того, он убеждает афинян отправить посольство к персидскому царю для переговоров о союзе.

(1) Признавая вопрос, обсуждаемый вами 1, граждане афинские, и важным, и необходимым для государства, я постараюсь сказать о нем то, что считаю полезным. Конечно, немало ошибок было совершено, и не за короткий срок они накопились, приведя наши дела в расстройство. Но во всем этом, граждане афинские, нет в настоящее время ничего более печального, чем то, что мыслями своими вы далеки от этих дел и уделяете им внимание только в то время, пока сидите здесь, слушая разговоры о них, или когда узна́ете какую-нибудь тревожную новость; а затем, едва лишь уйдете отсюда, как ни один из вас уже не только не заботится, но даже и не помнит об этом. (2) Наглость и захватнические наклонности, которые проявляет Филипп в отношении ко всем людям, действительно так велики, как вы о них слышите; а что его нельзя от этого удержать словом и речью перед народом, это, конечно, знает всякий. Кто не имеет никаких других данных, чтобы судить об этом, тот пускай примет в расчет вот что. Мы никогда еще ни в одном случае, где надо было высказаться по вопросу о справедливости, не оказывались побежденными и не бывали признаны неправыми, но всюду всех побеждаем и превосходим силою своего слова. (3) Ну и что́ же – разве от этого у него идут дела плохо, или у нашего государства хорошо? Да ничуть не бывало! Ведь всякий раз, как он после этих речей идет с оружием в руках, готовый смело подвергать опасности все свое достояние, между тем как мы сидим здесь сложа руки – одни, высказав справедливые соображения, другие, прослушав их, – тогда, естественно, я думаю, дела проходят мимо речей, и все обращают внимание не на речи, хотя бы и справедливые, которые мы когда-нибудь высказывали или могли бы теперь высказать, а на то, что мы делаем. А речи не могут спасти никого из тех, кто подвергается насилию; о них уж ни к чему и распространяться. (4) И вот теперь граждане в государствах разбились на две такие части: одни люди не хотят ни держать кого бы то ни было в подчинении путем насилия, ни самим быть чьими-либо рабами, но хотят оставаться гражданами в свободном государстве и под покровительством законов на началах равноправия, а другие, наоборот, стремятся властвовать над согражданами, хотя бы ради этого пришлось самим быть в подчинении у кого-нибудь – у такого человека, с помощью которого, по их расчету, они могли бы добиться своей цели. При этих условиях приверженцы такого человека 2, – люди, стремящиеся к установлению тираний и династий 3, взяли верх повсюду, и я не знаю, остается ли еще хоть одно государство с прочным демократическим управлением, кроме нашего. (5) К тому же верх взяли люди, устраивающие в государствах дела с помощью того человека, и достигли этого всеми средствами, какими сейчас вершатся дела: первое из всех и самое действительное – это то, что они имеют человека, готового для их защиты платить деньги всем, кто нуждается в получении их; второе и ничуть не менее важное – это то, что всегда, в какое бы время им ни потребовалось, у них в распоряжении есть сила, готовая привести к покорности противников. (6) Мы же уступаем им, граждане афинские, не только в этом отношении, но мы не можем даже пробудиться от спячки и похожи на людей, выпивших мандрагоры 4или еще какого-то снадобья в этом роде. Затем, мне кажется (нужно, я полагаю, говорить правду), этим образом действий мы навлекли на себя такой позор и пренебрежение, что из людей, подвергающихся уже непосредственной опасности, одни спорят с нами насчет гегемонии 5, другие насчет места, где должно состояться заседание союзного совета 6, а некоторые решили обороняться лучше собственными силами, чем действовать заодно с нами 7.

(7) Так для чего же я говорю и распространяюсь так об этом? Конечно, клянусь Зевсом и всеми богами, вовсе не для того, чтобы вызывать против себя озлобление. Нет, я хочу только каждому из вас, граждане афинские, внушить мысль и вселить такое убеждение, что беспечность и легкомыслие, проявляемые изо дня в день, дают себя почувствовать, как в частной жизни, так и в государствах, не сразу же после того, как сделано то или иное упущение, но обнаруживаются в конечном итоге всех дел. (8) Смотрите, что́ было с Серрием и Дориском 8. Это были первые места, потерянные по беспечности после заключения мира; многим из вас они, может быть, даже неизвестны. Между тем, когда захват их был оставлен нами без возражения и даже без внимания, это привело к потере Фракии и союзника вашего Керсоблепта 9. Когда затем Филипп снова увидел, что и это оставляется без внимания и что от вас не посылается туда никакой помощи, он принялся за разрушение Порфма 10и устроил, как крепкую опору против вас, тиранию насупротив Аттики – на Эвбее 11. (9) Ввиду того, что этому не придавалось значения, чуть не были взяты Мегары 12. Вы и к этому отнеслись совершенно равнодушно и не выразили никакого беспокойства на этот счет, не дали даже ему понять, что не допустите таких действий с его стороны. Тогда он подкупом взял Антроны 13, а немного времени спустя захватил власть в Орее 14. (10) Еще о многом я уж не упоминаю, как то: о Ферах 15, о походе на Амбракию, о резне в Элиде и о тысячах других дел; говоря об этом, я вовсе не имел в виду перечислить всех пострадавших от насилий и обид со стороны Филиппа, но только хотел вам показать, что Филипп не перестанет наносить обиды всем людям, а некоторые области даже подчинять своей власти, если кто-нибудь его не остановит.

(11) Есть 16 такие люди, которые имеют обыкновение, еще не выслушав рассказа о положении дел, сейчас же спрашивать: «Так что же надо делать?» Но спрашивают они вовсе не для того, чтобы, услыхав на это ответ, что-нибудь сделать (тогда они были бы самыми полезными людьми на свете), но только чтобы отделаться от оратора. Но все-таки нужно сказать, что следует делать. Прежде всего, граждане афинские, вам надо твердо признать самим про себя то, что Филипп ведет войну против нашего государства и что мир он уже нарушил; что он относится к нам недружелюбно и является врагом всему нашему государству и даже самой почве государства – прибавлю еще – и богам, обитающим в городе (да погубят они его окончательно!), но ни с кем не воюет он так ожесточенно, как с свободным государственным строем, ни против кого не питает таких злобных замыслов и ни о чем вообще не хлопочет он так усердно, как о том, чтобы низвергнуть этот строй. (12) И сейчас это приходится ему делать до некоторой степени в силу необходимости 17. В самом деле, рассчитывайте это так. Он хочет властвовать, а в этом он видит противников только в одних вас. Преступления против вас совершает он уже с давних пор и это сам отлично знает. Владея вашим прежним достоянием, он через это обеспечивает себе обладание всем остальным: так если бы он упустил из рук Амфиполь и Потидею, тогда не мог бы и оставаться у себя на родине. (13) Таким образом он знает обе эти вещи: и то, что сам имеет враждебные замыслы против вас, и то, что вы это замечаете. Но поскольку он считает вас за благоразумных людей, он и думает, что вы вправе его ненавидеть. Помимо этих столь важных соображений 18, он знает отлично, что, если даже он всех остальных подчинит себе, никакое владение не будет у него прочным, пока у вас будет демократическое правление, но что, если только его самого постигнет какая-нибудь неудача, каких много может случиться с человеком, тогда все находящиеся сейчас в насильственном подчинении у него придут к вам и у вас будут искать себе прибежища. (14) Ведь вы по природе не имеете такого свойства, чтобы самими польститься на чужое и забрать в руки власть, а наоборот, – способны помешать другому в захвате ее и отнять у похитителя, и вообще готовы оказать противодействие любому, кто стремится к власти, и всех людей готовы сделать свободными. Поэтому он и не хочет, чтобы выгодам его положения угрожала стоящая наготове свежая сила приносимой вами свободы 19, и расчет его не плохой и не напрасный. (15) Таким образом в первую очередь нужно вот что – признать, что он враг свободного государственного строя и демократии и враг непримиримый; во-вторых, надо ясно себе представлять, что все решительно свои теперешние действия и все замыслы он направляет именно против нашего государства. Нет ведь между вами ни одного настолько непонятливого человека, который мог бы вообразить, что Филипп стремится завладеть только трущобами во Фракии (в самом деле, как же иначе можно было бы назвать Дронгил, Кабилу, Мастиру и все те местечки, которыми он, как говорят, сейчас владеет?) и что ради приобретения их терпеливо переносит и труды, и непогоды, и крайние опасности, (16) но что не гонится за обладанием афинскими гаванями, верфями, триерами, *серебряными рудниками, такими большими доходами*, всем местоположением и славой – не дай бог ни ему, ни кому-либо другому подчинить наше государство и сделаться властелином над всем этим! – и что всем этим он предоставит владеть вам, а ради проса да полбы, спрятанных во фракийских погребах, проводит зиму в этой яме. (17) Быть этого не может! Нет, и это, и все остальное он предпринимает ради того только, чтобы завладеть местами здесь. Так вот каждый из вас должен знать это и отчетливо представлять себе, и потому нельзя, клянусь Зевсом, от оратора, выступающего с наилучшими советами и соблюдающего полную справедливость, требовать, чтобы он внес письменное предложение с объявлением войны: этого могут требовать только люди, которые желают найти, с кем бы начать войну, а не действуют на благо государства. (18) Да вот смотрите. Если бы при первом же случае, когда Филипп нарушил мир, или хоть при втором, или при третьем (таких ведь случаев, следовавших один за другим, было много) кто-нибудь внес письменное предложение о том, что надо воевать с ним, а Филипп вот так же, как и теперь, когда никто из вас не вносит предложения о войне, оказывал помощь жителям Кардии 20, – разве тогда не был бы тотчас же схвачен человек, написавший такое предложение, и разве не стали бы все обвинять его в том, что из-за него Филипп подал помощь жителям Кардии? (19) Поэтому не ищите, на кого обратить свою ненависть за те преступления, которые совершает Филипп, и кого отдать на растерзание его наемникам; а если вынесете постановление, что надо вести войну, тогда уж не думайте спорить между собой о том, нужно или не нужно было вам это делать, но каким способом ведет войну он, таким же ведите и вы по его примеру, тех, кто уже сейчас обороняется 21, снабжайте деньгами и всем, в чем они нуждаются, а сами делайте взносы, граждане афинские, и снаряжайте войско, быстроходные триеры, лошадей, корабли для перевозки конницы и вообще все, что требуется для войны. (20) Ведь смешно сказать, как сейчас мы относимся к делам, и сам Филипп, я думаю, не мог бы пожелать, клянусь богами, чтобы наше государство действовало как-нибудь иначе, чем так, как вы действуете теперь: вы запаздываете, растрачиваете средства, ищете, кому бы поручить дела, возмущаетесь, друг друга обвиняете. А что́ за причина этого – я вам объясню да расскажу также и то, ка́к вам это прекратить. (21) Ни разу еще ни одного дела, граждане афинские, вы не поставили и не подготовили правильно с самого же начала, но всегда только гоняетесь вслед за событиями, а потом, когда запоздаете, бросаете начатое дело; затем, случись опять что-нибудь иное, снова начинаете готовиться и поднимаете суматоху. (22) А это не годится 22. Никогда нельзя добиться нужного успеха посылкой одних вспомогательных отрядов, но следует снарядить целое войско, снабдить его продовольствием, назначить к нему казначеев и государственных рабов, установить по мере возможности самую строгую бережливость в деньгах и после этого уже требовать отчета в денежных вопросах с этих лиц, а в военных действиях – с военачальника и не оставлять никакой отговорки для этого начальника, чтобы плыть не туда, куда следует, или действовать не так, как указано. (23) Если вы все так сделаете и подлинно пожелаете держаться такого образа действий, тогда вы принудите Филиппа честно соблюдать мир и оставаться в пределах своей страны или же будете вести войну на равных условиях с ним. И, как теперь вы стараетесь разузнать, что́ делает Филипп и куда он отправляется, так, может быть, да, может быть, *граждане афинские*, тогда он будет беспокоиться, куда пошло войско нашего государства и где оно должно появиться.