Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

7. Когда я это пишу, я полагаю, что тебе только что доставлена моя речь 4182. О, как я боюсь твоего мнения! Впрочем, какое значение имеет для меня речь, которая распространится только в случае восстановления государственного строя? Каковы мои надежды на это, не осмеливаюсь писать.

[Fam., XI, 4]

Цисальпийская Галлия, октябрь или начало ноября 44 г.

Избранный консулом император 4183Децим Брут шлет привет Цицерону.

1. Если бы я сомневался в твоем расположении ко мне, я в длинном письме просил бы тебя защищать мое достоинство 4184. Но положение, конечно, такое, в каком я убедился, — я являюсь предметом твоей заботы.

Я продвинулся с войском в область инальпийцев 4185— не столько гоняясь за званием императора, сколько желая удовлетворить солдат и сделать их надежными для защиты нашего дела.

2. Этого я, мне кажется, достиг, ибо они изведали и мою щедрость и присутствие духа. Я вел войну с самыми воинственными из всех, взял много укреплений, много их опустошил. Сенату я послал письмо не без оснований. Поддержи меня своим мнением 4186; делая это, ты в значительной мере окажешь услугу общему делу.

[Att., XVI, 8]

Путеольская усадьба, 2 ноября 44 г.

1. Когда я буду знать день своего прибытия, сообщу тебе. Я должен дождаться поклажи, которая прибывает из Анагнии, да и рабы больны. В календы вечером мне письмо от Октавиана; он замышляет большое дело; ветеранов, которые находятся в Касилине и Калации 4187, он склонил на свою сторону. Не удивительно: дает по пятисот денариев 4188; думает объехать остальные поселения 4189. Он имеет в виду именно, чтобы война с Антонием происходила под его водительством. Поэтому, предвижу я, через несколько дней у нас будут военные действия. Но за кем нам последовать? Прими во внимание имя, прими во внимание возраст 4190. А от меня он требует, во-первых, тайной беседы со мной либо в Капуе, либо невдалеке от Капуи. Это — по-детски, если он считает, что это возможно тайно. Я объяснил в письме, что это и не нужно и не возможно.

2. Он прислал ко мне некоего волатеррца Цецину, своего близкого, который сообщил следующее: Антоний с легионом жаворонков 4191движется к Риму, требует денег у муниципий, ведет легион под знаменами. Он спрашивал совета, направиться ли ему в Рим с тремя тысячами ветеранов или удерживать Капую и перерезать путь наступлению Антония, или выехать к трем македонским легионам 4192, которые совершают переход вдоль Верхнего моря; они, он надеется, на его стороне. Они отказались принять подарок 4193от Антония, как этот 4194, по крайней мере, рассказывает, и осыпали его грубой бранью и покинули, когда он произносил перед ними речь. Что еще нужно? Он 4195объявляет себя вождем и считает, что мы не должны отказывать ему в поддержке. Я, со своей стороны, посоветовал ему направиться в Рим. Ведь мне кажется, что на его стороне будет и жалкая городская чернь и, если он внушит доверие, даже честные мужи. О Брут, где ты? Какой удобный случай ты теряешь 4196! Этого я, действительно, не предсказывал, но думал, что что-либо в этом роде произойдет. Теперь я спрашиваю твоего совета: приезжать ли мне в Рим или остаться здесь, или бежать в Арпин (в этом месте — безопасно )? В Рим, чтобы не обратили внимания на мое отсутствие, если будет видно, что кое-что произошло 4197. Итак, разъясни это. Никогда не был я в более безвыходном положении .

[Att., XVI, 9]

Путеольская усадьба, 4 ноября 44 г.

Два письма в один день мне от Октавиана — теперь уже о том, чтобы я немедленно прибыл в Рим: он хочет действовать через сенат. Я ему — что сенат не может собраться до январских календ; это я, действительно, думаю; но он добавляет «по твоему совету». Что еще? Он настаивает, я же отговариваюсь . Не доверяю возрасту 4198; не знаю, с какими намерениями. Ничего не хочу без твоего Пансы. Опасаюсь, что Антоний силен, и не хочется уезжать от моря, и боюсь каких-либо подвигов в мое отсутствие. Правда, Варрону замысел мальчика не нравится; мне наоборот. Если у него есть надежные войска, он может иметь на своей стороне Брута 4199, а дело он ведет открыто. Он делит на центурии в Капуе, выплачивает жалование. Вот-вот, вижу я, будет война. Ответь на это. Удивляюсь, что мой письмоносец выехал в календы из Рима без твоего письма.

[Att., XVI, 11]

Путеольская усадьба, 5 ноября 44 г.

1. В ноны я получил от тебя два письма, одно из которых ты отправил в календы, другое — накануне. Итак, сначала на более раннее. Радуюсь, что ты одобряешь мой труд 4200, из которого ты выбрал самые цветки . Они мне показались более пышными благодаря твоей оценке; ведь я страшился твоего знаменитого красненького карандашика 4201. Что касается Сикки, это так, как ты пишешь: я насилу удержался от упоминания о той страсти 4202. Поэтому коснусь этого без какого-либо осуждения Сикки или Септимии, только чтобы дети детей 4203знали, что он 4204без Луцилиева фалла 4205имел детей от дочери Гая Фадия 4206. О, если бы я дождался дня, когда эта речь 4207распространится так свободно, что проникнет даже в дом Сикки! Но «нужно то время, которое было при тех тресвирах» 4208. Пусть умру я, если не остроумно! Ты же прочтешь Сексту 4209и напишешь мне о его суждении. « Один ст о ит для меня десяти тысяч » 4210. Остерегайся вмешательства Калена и Кальвены 4211.

2. Ты опасаешься показаться мне болтуном ; кто в меньшей степени — мне, которому, как Аристофану ямб Архилоха 4212, так твое длиннейшее письмо кажется также наилучшим. Что касается твоего совета мне, то если бы даже ты и порицал, я не только легко терпел бы это, но даже радовался бы, так как в порицании содержится благоразумие и доброжелательность . Поэтому я охотно исправлю то, что ты заметил, — «по тому же праву, по какому и имущество Рубрия», вместо «по какому и Сципиона» 4213, — и сниму верхушку с похвал Долабелле. Однако в этом месте, как мне кажется, есть прекрасная ирония : я говорю, что он трижды был в строю против граждан 4214. Предпочитаю также твое: «самое недостойное — это, что он жив», а не «что недостойнее?» 4215.

3. Твое одобрение « Пеплографии » 4216Варрона не огорчает меня; я до сего времени не взял у него того сочинения в духе Гераклида 4217. Советуя мне писать, ты поступаешь по-дружески, но знай — я занят только этим. Твоя простуда огорчает меня; прошу, приложи обычную заботливость. Радуюсь, что тебе приносит пользу «О, Тит…» 4218. Анагнийцы — это таксиарх Мустела и Лакон, который выпивает больше всех 4219. Книгу, которую ты просишь 4220, я отделаю и пришлю.

4. Вот ответ на второе письмо. « О должном » 4221, насколько это относится к Панетию 4222, я закончил в двух книгах. У него три; но разделив вначале вопрос о долге на три рода исследования — один, когда мы обсуждаем, почетно ли или позорно; второй, — полезно ли или бесполезно; третий, — как следует рассудить (таков случай с Регулом), когда, как кажется, между собой борются два положения: возвратиться — почетно, остаться — полезно, — два первых он разобрал прекрасно; насчет третьего он обещает впоследствии, но ничего не написал. Это положение разобрал Посидоний 4223.