Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

[Att., XVI, 14]

Арпинская усадьба, середина ноября 44 г.

1. Мне совершенно не о чем было писать, ведь когда я был в Путеолах, каждый день что-нибудь новое насчет Октавиана, также много ложного насчет Антония. Но по поводу того, что ты написал (ведь за два дня до ид я получил от тебя три письма), я вполне согласен с тобой: если Октавиан очень силен, то указы тирана 4242будут одобрены гораздо тверже, нежели в храме Земли 4243, и это будет направлено против Брута. Но если его победят, то ты предвидишь, что Антоний будет невыносим, так что ты не знаешь, кого тебе желать.

2. Что за негодный человек письмоносец Сестия! Сказал, что будет в Риме на другой день после отъезда из Путеол. Ты советуешь мне — шаг за шагом 4244; соглашаюсь, хотя я и полагал иначе. И на меня не действует ни Филипп, ни Марцелл; ведь их положение иное 4245, и если это не так, то все-таки кажется. Но у этого молодого человека 4246, хотя и достаточно присутствия духа, мало авторитета. Все-таки обдумай: если для меня, быть может, допустимо 4247пребывание в тускульской усадьбе, не лучше ли это? Я буду там с большей охотой; ведь я буду знать всё. Или здесь, когда прибудет Антоний?

3. Но — чтобы одно следовало из другого — для меня нет сомнения, что то, что греки называют должным , мы — обязанностью. Но почему ты сомневаешься в том, что это прекрасно подходит также к государственным делам? Разве мы не говорим: «обязанность консулов», «обязанность сената», «обязанность императора»? Прекрасно подходит, или же дай лучшее. О сыне Непота ты сообщаешь дурное 4248; клянусь, я очень взволнован и огорчен. Я совсем не знал, что у него был такой мальчик. Я потерял Каниния, человека — насколько это касалось меня — не неблагодарного 4249. Напоминать Афинодору у тебя нет никаких оснований; ведь он прислал достаточно хорошие записки 4250. Против простуды, прошу, помоги себе всеми мерами. Правнук твоего деда пишет внуку моего отца 4251, что после тех нон, в которые я совершил великое 4252, он освободит храм Опс и сделает это всенародно 4253. Итак, ты будешь наблюдать и писать. Жду суждения Секста 4254.

[Fam., XVI, 24]

Арпинская усадьба, середина ноября 44 г.

Туллий шлет большой привет Тирону.

1. Хотя я и послал утром Гарпала 4255, всё же, так как у меня было кому с уверенностью дать письмо, я, хотя ничего нового и не было, захотел еще раз написать тебе об одном и том же — не потому, чтобы я не доверял твоей заботливости, но меня волновала важность дела. Для меня, как гласит греческая пословица, носом и кормой 4256твоей отправки было, чтобы ты уладил мои расчеты. Оффиллия 4257и Аврелия 4258следует удовлетворить во всяком случае; у Фламмы, если не можешь всего, вырви, пожалуйста, некоторую часть, и прежде всего пусть уплата будет обеспечена к январским календам. Насчет перевода долга 4259ты закончишь; насчет уплаты наличными позаботишься. О домашних делах достаточно.

2. О государственных делах — мне всё надежное: что Октавий 4260, что Антоний, каково мнение людей, что, по-твоему, произойдет? Я едва сдерживаюсь, чтобы не примчаться. Но стою 4261; жду твоего письма. Знай — Бальб был в Аквине тогда, когда тебе было сказано, а Гирций — на другой день. Думаю, и тот и другой — на воды; но «что они совершили» 4262. Постарайся, чтобы управители Долабеллы получили напоминание 4263. Потребуешь уплаты и от Папии 4264. Будь здоров.

[Fam., X, 4]

Трансальпийская Галлия, конец ноября 44 г.

1. Мне были очень приятны твои письма 4265, написанные тобой, как я заметил, на основании сказанного Фурнием 4266. Я же, в качестве оправдания за прошедшее время, выставляю слухи, что ты уезжал и мне стало известно о твоем возвращении 4267только незадолго до того, как я узнал об этом из твоего письма. Ведь я, мне кажется, не могу пренебречь ни одной, даже малейшей обязанностью по отношению к тебе, не совершив величайшего проступка; к соблюдению их у меня очень много оснований — и твои дружеские отношения с моим отцом, и мое уважение к тебе с детства, и твоя взаимная приязнь ко мне.

2. Поэтому, мой Цицерон, — мой и твой возраст допускают это — будь уверен в том, что в уважении к одному тебе я для себя усмотрел святость отношения к отцу. Следовательно, все твои советы кажутся мне преисполненными необычайного благоразумия в такой же степени, как и искренности, которую я измеряю на основании своего сознания. Поэтому, если бы я держался иных взглядов, то твои уговоры, во всяком случае, могли бы меня побудить следовать тому, что ты считаешь наилучшим. Но что теперь могло бы увлечь меня в другую сторону 4268? Хотя ты, по своей любви и доброте, слишком высоко оценил все хорошее, что только есть во мне, либо уделенное мне благодеянием судьбы, либо приобретенное моим трудом все же оно, даже по признанию злейшего недруга, столь велико, что, видимо, не нуждается ни в чем, кроме доброго имени 4269.

3. Поэтому будь уверен в следующем: насколько смогу достигнуть своими силами, предвидеть своим умом, убедить своим авторитетом, всё это всегда будет в распоряжении государства. Мне хорошо известен твой образ мыслей, и если бы у меня была возможность, для меня, по крайней мере, желательная, быть вместе с тобой, я никогда не отступал бы от твоих советов и не допущу теперь, чтобы ты мог справедливо порицать какой-либо мой поступок.

4. Я в ожидании известий обо всем, что происходит в ближней Галлии, что произойдет в Риме в январе месяце 4270. Между тем я здесь испытываю величайшую тревогу и беспокойство, как бы здешние племена, воспользовавшись порочностью врага, не сочли наши несчастья удобным для себя случаем. Если у меня в этом будет успех, как я того заслуживаю, то я, во всяком случае, удовлетворю и тебя, которого больше всего хочу удовлетворить, и всех честных мужей. Береги здоровье и относись ко мне с взаимной приязнью.

[Att., XVI, 15]

Арпинская усадьба, до 9 декабря 44 г.

1. Не думай, что я по лености не пишу собственноручно; но, клянусь, — по лености: ведь я не могу сказать ничего другого; однако и в твоих письмах я, мне кажется, узнаю руку Алексида. Но перехожу к делу.

Если бы Долабелла не обошелся со мной бесчестнейшим образом, я, пожалуй, сомневался бы, быть ли мне более снисходительным или требовать на строго правовых основаниях 4271. Но теперь я даже радуюсь, что мне представился случай, когда и сам он и все остальные почувствуют, что я отдалился от него, и я открыто показываю, что стараюсь его ненавидеть и ради себя и ради государства, так как он, начав под моим влиянием защищать последнее, не только покинул его, подкупленный деньгами 4272, но даже — насколько это зависело от него — ниспроверг.