Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

[Fam., X, 5]

Рим, середина декабря 44 г.

Цицерон Планку привет.

1. Я получил от тебя два письма, повторяющее одно другое 4298, что само по себе было для меня доказательством твоей заботливости. Ведь я понял, что ты беспокоишься о доставке мне твоих с нетерпением ожидаемых писем. Я получил от них двойное наслаждение, и мне трудно дать сравнительную оценку — любовь ли твою ко мне следует мне ценить выше или отношение к государству? Вообще любовь к отечеству, по крайней мере, по моему суждению, превыше всего; но приязнь и союз, основанный на расположении, во всяком случае, обладают большой привлекательностью. Поэтому твое упоминание о дружеских отношениях с твоим отцом и о той доброжелательности, с какой ты относился ко мне с детства, и о прочем, в том же смысле — доставили мне невероятную радость.

2. Опять-таки твое заявление о твоем настоящем и будущем отношении к государству было чрезвычайно приятно мне, и эта радость была тем большей, что она присоединялась к упомянутому выше. Поэтому я не только советую тебе, мой Планк, но даже прямо молю (я сделал это в тех письмах, на которые ты самым благожелательным образом ответил 4299) — направь на государственные дела весь свой ум и все стремления. Ничто не может принести тебе б ольшую пользу и славу, и из всех дел человека самое прекрасное и превосходное — это оказать государству важную услугу.

3. Ведь до сего времени — твоя необычайная доброта и мудрость позволяют мне свободно высказать, чт оя думаю, ты, с помощью судьбы, по-видимому, совершил величайшее дело; хотя ты и не мог бы сделать этого без доблести, всё же то, чего ты достиг, большею частью приписывается судьбе и обстоятельствам 4300. При настоящих же труднейших обстоятельствах всякая оказанная тобой государству помощь будет всецело твоим собственным делом. Ненависть к Антонию со стороны всех граждан, за исключением разбойников, невероятна. Большая надежда на тебя, а на твое войско — большие ожидания. Во имя богов, не упускай случая снискать благодарность и славу. Советую тебе так, как сыну; желаю тебе успеха так, как себе; уговариваю тебя так, как уговаривают и ради отечества и лучшего друга.

[Fam., XI, 7]

Рим, 19 декабря 44 г.

Марк Цицерон шлет привет избранному консулом императору Дециму Бруту.

1. После того как Луп повидался у меня в доме со мной, и с Либоном 4301, и с твоим родственником Сервием 4302, ты, полагаю, узнал от Марка Сея 4303, который присутствовал при нашей беседе, каково было мое мнение. Хотя Грецей и тотчас последовал за Сеем, ты все-таки сможешь узнать остальное от Грецея 4304.

2. Но главное — это следующее, что я просил бы тебя внимательнейше выслушать и помнить: в деле сохранения свободы и благополучия римского народа не рассчитывай на авторитет сената, который еще не свободен, и не осуждай своего поступка (ведь ты отнюдь не по всеобщему решению освободил государство, благодаря чему то дело 4305стало и важнее и славнее) и не считай, что юноша или, скорее, мальчик Цезарь 4306поступил необдуманно, раз он взял на себя столь важное государственное дело 4307по личному решению 4308; наконец, не считай, что деревенские люди 4309, но храбрейшие мужи и честнейшие граждане были безумны — во-первых, солдаты-ветераны, твои соратники; затем Марсов легион 4310, четвертый легион, которые признали своего консула 4311врагом и предоставили себя для защиты блага государства. Желание сената д олжно принимать за авторитет, когда авторитет подавляется страхом.

3. Наконец, ты уже дважды делал выбор, так что ты лишен свободы действий, — первый раз в мартовские иды, затем недавно, набрав новое войско и силы 4312. Поэтому ты должен быть так подготовлен, так воодушевлен ко всему, чтобы не только действовать по приказанию, но чтобы совершить то, что все будут прославлять с необычайным восхищением.

[Fam., XI, 6]

Рим, вечером 20 декабря 44 г.

Марк Цицерон шлет привет избранному консулом императору Дециму Бруту.

1. После того как наш Луп 4313приехал в Рим на шестой день по выезде из Мутины 4314, он на другой день утром встретился со мной; он самым тщательным образом изложил мне твои указания и вручил письмо 4315. Ты препоручаешь мне свое достоинство; полагаю, что ты в то же время препоручаешь мне мое достоинство, которое мне, клянусь, не более дорого, чем твое. Поэтому ты сделаешь очень приятное мне, если будешь считать несомненным, что я ни своим советом, ни рвением ни в каком отношении не оставлю без поддержки твою славу.

2. Когда народные трибуны объявили, чтобы сенат собрался за двенадцать дней до январских календ 4316, и намеревались доложить об охране для новоизбранных консулов, я, хотя и решил не являться в сенат до январских календ, все-таки, так как в этот самый день был представлен твой эдикт 4317, счел преступлением, чтобы на заседании сената умолчали о твоих божественных заслугах перед государством (это произошло бы, если бы я не пришел), или даже если бы о тебе что-либо с почетом было сказано — чтобы я не присутствовал.

3. Поэтому я рано пришел в сенат. Когда это было замечено, сенаторы собрались в полном составе 4318. Чт оя предложил в сенате насчет тебя 4319, чт оя сказал на многолюднейшей народной сходке 4320, — предпочитаю, чтобы ты узнал из писем других. В одном, пожалуйста, будь уверен: все, что будет относиться к возвеличению твоего достоинства, которое, само по себе — высочайшее, я всегда буду брать на себя и защищать с чрезвычайным рвением; хотя я и понимаю, что я буду делать это вместе с многими, все-таки буду стремиться к первенству в этом.

[Fam., XII, 22]

Рим, после 20 декабря 44 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Корнифицию.

1. Мы здесь ведем войну с гладиатором 4321, самым последним негодяем — нашим коллегой Антонием 4322, но при неравных условиях: против оружия словами. А он и о тебе говорит на сходках 4323, но не безнаказанно; ведь он почувствует, каких людей он задел. Но тебе, полагаю я, обо всем происшедшем пишут другие; от меня ты должен узнавать будущее, предугадать которое не трудно.

2. Все уничтожено, и у честных нет вождя, а наши тираноубийцы среди далеких племен 4324. Панса и придерживается честных взглядов и высказывается смело 4325; наш Гирций выздоравливает несколько медленно. Чт обудет, совсем не знаю. Все-таки надежда одна — что римский народ когда-нибудь будет подобен предкам. Я, во всяком случае, не оставлю государства без поддержки и, что бы ни случилось, в чем я не буду повинен, перенесу стойко. Одно, конечно, — доколе смогу, буду оберегать твое доброе имя и достоинство.