Марк Цицерон - Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

[Att., II, 23]

Рим, до 18 октября, несомненно в августе 59 г.

1. Ты еще никогда, я думаю, не читал моего письма, написанного не моей рукой 598. По этому ты можешь судить, как сильно я занят. Ведь я продиктовал это письмо во время прогулки, так как у меня совершенно не было свободного времени и мне было необходимо гулять для восстановления своего бедного голоса.

2. Итак, я прежде всего хочу, чтобы ты знал, что наш друг Сампсикерам 599весьма сожалеет о своем положении и хочет вернуть себе то место, с какого он пал. Он делится со мной своим горем и иногда открыто спрашивает о лекарстве, которого я никак не могу найти. Далее, все вожаки и союзники той партии, не имея никаких противников, теряют силу, и никогда не было большего согласия в желаниях и речах всех.

3. Что касается меня (ведь я уверен, что ты очень хочешь знать это), то я совершенно не участвую в обсуждении государственных дел и всецело отдался делам и трудам на форуме, вследствие чего, как легко понять, часто упоминаются мои прошлые деяния, и притом с сожалением. Но брат нашей Боопиды 600не на шутку угрожает мне и открыто заявляет об этом: перед Сампсикерамом отрицает, а перед прочими хвастает и выставляет напоказ. Поэтому, если любишь меня так, как ты, конечно, любишь, то, если спишь, пробудись; если стоишь, иди; если идешь, беги; если бежишь, лети. Трудно поверить, как высоко я ценю твои советы и благоразумие, а также, что важнее всего, твою любовь и преданность. Важность этого дела, возможно, требует длинной речи, но тесное единение наших душ удовлетворяется немногими словами. Для меня чрезвычайно важно, чтобы ты, если не сможешь приехать ко времени комиций, все же был в Риме, когда будет объявлено, что тот избран 601. Береги здоровье.

[Att., II, 24]

Рим, до 18 октября 59 г.

1. Письмом, переданным мной Нуместию, я вызывал тебя как нельзя более срочно и спешно. Эту поспешность увеличь еще, если можешь. Однако не волнуйся (ведь я знаю тебя и, хорошо понимаю, насколько всякая любовь склонна к беспокойству и тревоге): исход этого дела, как я надеюсь, не так неприятен, как сообщение о нем.

2. Тот Веттий, тот мой осведомитель 602, как я понимаю, обещал Цезарю позаботиться о том, чтобы навлечь на Куриона сына подозрение в каком-нибудь проступке. С этой целью он вкрался в доверие к молодому человеку и, как оказалось, часто встречаясь с ним, дошел до того, что рассказал о своем решении напасть вместе со своими рабами на Помпея и убить его. Курион сообщил об этом отцу, а тот Помпею. Дело было передано в сенат. Веттий, будучи введен, сначала стоял на том, что он никогда не останавливался с Курионом для беседы, но это, разумеется, — недолго, ибо он тотчас же потребовал безнаказанности 603. Послышались возражения. Тогда он рассказал о существовании шайки молодых людей с Курионом во главе, в которой сначала были Павел 604, Цепион (это Брут 605) и сын фламина Лентул, с ведома отца; затем, по его словам, писец Бибула Гай Септимий принес ему от Бибула кинжал. Все это вызвало смех: точно у Веттия не было бы кинжала, если бы консул не дал ему его? Это отвергли тем легче, что двумя днями ранее Бибул предупредил Помпея, чтобы тот остерегался засады, за что Помпей поблагодарил его.

3. Курион сын, когда его ввели, возразил на то, что сказал Веттий, и Веттий тогда подвергся наибольшим упрекам за то, что он сказал, будто молодые люди решили напасть на Помпея на форуме вместе с гладиаторами Габиния 606и будто главарем в этом деле был Павел, который, как всем было известно, находился в то время в Македонии. Выносится постановление сената о наложении оков на Веттия, так как он признался в том, что при нем было оружие; тот, кто выпустит его, совершит государственное преступление. Общее мнение следующее: считают, что дело повели так, чтобы Веттий, вооруженный кинжалом, а также его рабы с оружием в руках были схвачены на форуме, а затем, чтобы он заявил о своей готовности дать показания. Так и произошло бы, если бы Курионы заранее не предупредили Помпея. Затем постановление сената было прочитано перед народной сходкой. Но на следующий день Цезарь, который некогда, будучи претором, заставил Квинта Катула 607держать речь с более низкого места, вывел Веттия на ростры 608и поставил его на то место, к которому Бибулу, консулу, нельзя было бы даже приблизиться. Оттуда тот сказал о государственных делах все, что хотел 609, и притом как человек, пришедший туда подготовленным и обученным. В своей речи он прежде всего выгородил Цепиона, которого он оговорил в сенате самым жестоким образом, так что стало ясно, что в промежутке была ночь и ночная просьба о помиловании 610. Далее он назвал тех, кого в сенате он не коснулся даже самым слабым подозрением: Луция Лукулла 611, который, по его словам, обычно посылал к нему Гая Фанния 612, того самого, который некогда был сообвинителем против Публия Клодия, а также Луция Домиция 613, дом которого, по его словам, был выбран для того, чтобы напасть на него. Меня он не назвал, но сказал, будто красноречивый консуляр, сосед консула, сказал ему, что нужно найти какого-нибудь Агалу Сервилия 614или Брута 615. Под конец, когда народную сходку уже распустили и Ватиний позвал его вниз, он добавил, что слыхал от Куриона, будто сообщниками являются мой зять Писон и Марк Латеренсий 616.

4. В настоящее время Веттий предстал перед Крассом Богатым 617, обвиненный в насилии 618, и в случае осуждения собирался сослаться на безнаказанность лиц, раскрывших заговор. Если он получит ее, то, по-видимому, предстоит суд 619. Этого суда я, как человек, не имеющий обыкновения что-либо презирать, не презираю, но и не страшусь. Люди проявляют по отношению ко мне поистине необычайное расположение, но я испытываю подлинное отвращение к жизни: настолько все преисполнено всяких гадостей. Недавно мы опасались убийств, но речь мужественного старца Квинта Консидия рассеяла страх. Однако то насилие, которого мы ежедневно могли бояться, внезапно надвинулось на нас. Чего еще нужно? Нет человека, более несчастного, чем я; нет никого, кто был бы счастливее Катула, который и прожил с блеском и умер вовремя 620. Все же среди этих гадостей я сохраняю твердость духа, отнюдь не впадаю в уныние и с величайшей честью очень заботливо защищаю свое достоинство.

5. Помпей велит мне не опасаться Клодия и в каждой своей речи выказывает чрезвычайную благожелательность ко мне. Я жажду иметь тебя подателем советов, товарищем в тревогах, сообщником во всех мыслях. Поэтому, как я поручил Нуместию 621переговорить с тобой, так же и даже, если это возможно, еще настойчивее прошу тебя прямо-таки прилететь к нам. Я вздохну свободно, если увижу тебя.