Гай Валерий Катулл - Книга стихотворений

Лесбия! время летит!
Пламенем нашей любви
Крылья ему подожжём!..
Пусть старики, с охладевшею кровью,
Морщатся, брезгуют нашей любовью;
Что нам за дело до них!

Солнце зайдёт и взойдёт;
Нам же, пришельцам земли,
День погостить на земле;
День наш промчится, и вечный мрак ночи
Ляжет на жадные к прелестям очи.
Что же нам время терять?

Лесбия! день ещё наш;
Неге его до конца!..
Дай мне скорей поцелуй!..
Мало!., дай тысячу, дай и другую!..
Друг мой, ещё! я без счёту целую;
Что поцелуи считать?..

Сто поцелуев ещё!..
Мало! дай тысячу вновь:
После, как счёт уж совсем потеряем,
Вместе мы все поцелуи смешаем,
Чтобы не сглазили нас.

Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик!
Так Постумия велела,
Председательница оргий.
Вы же, воды, прочь теките
И струёй, вину враждебной,
Строгих постников поите:
Чистый нам любезен Бахус.

Товарищи — Аврелий, Фурий!
Поди я в глубь индийских стран,
Где в берега восточной бурей
Так звучно плещет океан;
К арабам ли, размякшим в неге,
К парфянам ли стрельцам, туда ль,
Где семирукий Нил в разбеге
Окрашивает моря даль;
Чрез дикие ли Альпов кручи,
Трофеи цесаревых дел,
Туда ль, где галльский Рейн кипучий,
Где бритты... и земле предел,—
За мною вы готовы всюду,
Куда б меня ни кинул рок...
Нет, об одном просить вас буду:
Снесите милой мой упрёк.
Пускай блестит она средь новых
Друзей; для сердца не избрав
Ни одного, пускай в оковах
Растлит их сладостью отрав,
Но пусть моей любви воспетой
Не ждёт, сразив её виной...
Так блекнет в поле цвет, задетый
Неосторожной бороной.

Плачьте, Грации, со мною,
С поколением людей,
Одарённых красотою:
Умер бедный воробей
Милой девушки моей,
Воробей, утеха милой,
Радость друга моего,
Тот, кого она хранила
Пуще глаза своего!
Как он ласков был с тобою!
Как младенец мать свою,
Знал он милую мою.
Неразлучен с госпожою,
Он попрыгивал вокруг
И чириканьем, порою,
Веселил и нежил слух.
А теперь — увы!— он бродит
По печальным берегам
Той реки, с которой к нам
Вновь никто уж не приходит.
Прочь из глаз, скорее прочь,
Смерти сумрачная ночь,
Ты, что мчишь в Аид с собою
Всё, что блещет красотою!
А он был так дорог ей,
Этот ласковый, тобою
Похищенный воробей!..
О судьба! О мой несчастный!
Чрез тебя глаза прекрасной
Милой девушки моей
От горячих слёз распухли,
Покраснели и потухли.

Жить и любить давай, о Лесбия, со мной!
За толки стариков угрюмых мы с тобой
За все их не дадим одной монеты медной.
Пускай восходит день и меркнет тенью бледной.
Для нас, как краткий день зайдёт за небосклон,
Настанет ночь одна и бесконечный сон.
Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова
Ещё до тысячи, опять до ста другого,
До новой тысячи, до новых сот опять.
Когда же много их придётся насчитать,
Смешаем счёт тогда, чтоб мы его не знали,
Чтоб злые нам с тобой завидовать не стали,
Узнав, как много раз тебя я целовал.

Фалерна старого, служитель-мальчик, нам
Лей в чаши горечи хмельной и беспощадной,
Такой закон дала Постумия пирам,
Пьянее ягоды налившись виноградной.
Прочь, вы, струи воды, куда угодно вам,
Губителям вина; вы к строгим ворчунам
Ступайте: чистого здесь царство Тионейца.

Мы под защитой Дианиной,
Чистые девы и мальчики,
Встретим Диану, мы чистые,
Песнию благочестивой.
О, Латония, вышнего
Дочь Громовержца великая,
Ты, породила которую
Мать под Делосской оливой,
Чтобы была ты владычицей
Гор и лесов зеленеющих
И по сокрытым ущелиям
Рек с громозвучной волною.
Ты и Люцина томящимся*
Ты и Юнона родильницам,
Тривия тоже, с заёмным ты
Светом зовёшься Луною.
Ты, в обращении месячном
Меря теченье годичное,
В закромы сельского пахаря
Сыплешь и сбор нарочитый.
Будь, под каким бы ты именем
Ни пожелала, священною,
И как издревле, будь правнукам
Ромула вечной защитой.

Мы вчерашний день с тобой, Лициний,
Всё играли на моих табличках,
Наперёд решивши забавляться.
Мы стишки с тобой писали оба,
То в одном, а то в другом размере,
Отвечая на вино и шутки.
Я ушёл, твоей красой, Лициний,
И твоим пленённый остроумьем,
Так, что, бедный, я лишился пищи,
И очей не свёл мне сон покоем,
А по всей постели, как безумный,
Я кидался в ожиданьи света,
Чтоб с тобой, беседуя, быть вместе.
Но когда измученное тело
Улеглось в кровати полумёртвым,
Сочинил стихи тебе я эти,
Чтоб ты, милый, грусть мою увидел.
Берегись теперь ты быть надменным
И, прошу, не презирай молений.
Попадёшь в ответ пред Немезидой.
Вспыльчива богиня; не прогневай.

Если в немые могилы отрадно и сладостно может,
Кальв, проникнуть хотя нечто и нашей тоски,
Как давнишнюю мы любовь обновляем стремленьем
Или о дружбе, давно скрывшейся, слёзы мы льём,
Верно, не столько скорбит о ранней Квинтилия смерти,
Сколько твоя принесёт ей утешенья любовь.