Эсхил - Античная драма

Коль в заблужденье нас не вводит возраст,
Нам кажется, — ты говоришь умно.

Бессмертные даруют людям разум,
А он на свете — высшее из благ.
К тому же я не в силах утверждать,
Что ты в словах своих несправедлив,
Но и другой помыслить правду может.
Мне узнавать приводится заране,
Что люди мыслят, делают, бранят.
Для гражданина взор твой страшен, если
Его слова не по сердцу тебе.
А я повсюду слушаю — и слышу,
Как город весь жалеет эту деву,
Всех менее достойную погибнуть
За подвиг свой позорнейшею смертью:
Она не допустила, чтобы брат,
В бою сраженный и не погребенный,
Добычей стал собак и хищных птиц.
Она ли недостойна светлой чести?
Такая ходит смутная молва…
Конечно, для меня нет счастья выше
Благополучья твоего. И вправду:
Что для детей отцовской славы краше?
Что славы сына краше для отца?
Но не считай, что правильны одни
Твои слова и, кроме них, ничто.
Кто возомнит, что он один умен,
Красноречивей всех и даровитей,
Коль разобрать, окажется ничем.
И самым мудрым людям не зазорно
Внимать другим и быть упорным в меру.
Ты знаешь: дерева при зимних ливнях,
Склоняясь долу, сохраняют ветви,
Упорные же вырваны с корнями.
Тот, кто натянет парус слишком туго
И не ослабит, будет опрокинут,
И поплывет ладья его вверх дном.
Так уступи же и умерь свой гнев;
Затем что, если мнение мое,
Хоть молод я, внимания достойно,
Скажу: всего ценней, когда с рожденья
Муж полон знанья, если ж нет, — что часто
Случается, — пусть слушает разумных.

Так неужель к лицу мне, старику,
У молодого разуму учиться?

Лишь справедливости. Пусть молод я, —
Смотреть на дело надо, не на возраст.

А дело ли — бесчинных почитать?

Я почитать дурных не предлагаю.

По в ней как раз не этот ли порок?

Того не подтвердит народ фиванский.

Иль город мне предписывать начнет?

Не видишь ты, что говоришь, как отрок?

Иль править в граде мне чужим умом?

Не государство — где царит один.

Но государство — собственность царей!

Прекрасно б ты один пустыней правил!

Он, кажется, стоит за эту деву?

Коль дева — ты, я о тебе забочусь.

О негодяй! Ты на отца идешь?

Ты, вижу, нарушаешь справедливость.

Не тем ли, что свое господство чту?

Не чтишь, коль ты попрал к богам почтенье.

О, нрав преступный, женщине подвластный!

Не скажешь ты, что я служу дурному.

Однако же вся речь твоя — о ней!

Нет, и о нас, и о богах подземных.

Ты все же в брак не вступишь с ней живою.

Когда умрет, за ней умрет другой.

С угрозами ты выступаешь, дерзкий?

Угроза ли — с пустым решеньем спорить?

Раскаешься в безумных поученьях!

Сказал бы: глупый! — будь ты не отец.

Раб женщины! Не ластись, не обманешь!

Сам говоришь, других не хочешь слушать!

Да? Но, клянусь Олимпом, не на радость
Меня поносишь бранными словами.
Эй, приведите эту язву! Пусть же
У суженого на глазах умрет.

Нет, не умрет — об этом и не думай! —
Здесь, на моих глазах, — но и меня
Твои глаза вовеки не увидят.
Иных друзей ищи для сумасбродств!

Царь, удалился он поспешно, в гневе, —
В таких летах опасен скорбный дух.

Пускай идет! Он больно горделив!
А этих дев, от смерти не избавит.

Ужель обеих думаешь казнить?

О нет, — ты прав, — не ту, что невиновна.

Какою ж смертью ты: казнишь другую?

Ушлю туда, где людям не пройти,
Живую спрячу в каменной пещере,
Оставив малость пищи, сколько надо,
Чтоб оскверненью не подвергнуть град.
Аид она лишь почитает — пусть же,
Молясь ему, избавится от смерти
Или, по крайней мере, убедится,
Что тщетный труд умерших почитать.

О Эрос-бог, ты в битвах могуч!
О Эрос-бог, ты грозный ловец!
На ланитах у дев ты ночуешь ночь,
Ты над морем паришь, входишь в логи зверей,
И никто из богов не избег тебя,
И никто из людей:
Все, кому ты являлся, — безумны!

Не раз сердца справедливых ты
К неправде манил, на погибель влек, —
И теперь родных в поединке свел.
Но в невесты очах пыл любви сильней!
Вековечный устав утвердил ее власть.
То богини закон, Всепобедной,
Святой Афродиты!
Послушанье уже я не в силах блюсти,
Видя все, что свершается, я не могу
Горьких слез удержать — и струятся ручьем, —
В темный брачный чертог, усыпляющий всех,
Навеки уйдет Антигона.

Люди города родного!
Все смотрите: в путь последний
Ухожу, сиянье солнца
Вижу я в последний раз.
Сам Аид-всеусыпитель
Увлекает безвозвратно
На прибрежья Ахеронта,
Незамужнюю, меня.
Гимны брачные не будут
Провожать невесту-деву.
Под землею Ахеронту
Ныне стану я женой.

Но в обитель умерших
Ты уходишь во славе, —
Не убита недугом
Иль ударом меча.
Нет, идешь добровольно ты, —
Между смертных единая
Ты обитель Аидову
Навсегда избрала.

Довелось мне слышать раньте
О судьбе фригийской гостьи, — [101] …о судьбе фригийской гостьи… — Речь идет о мифической фиванской царице Ниобе, дочери фригийского царя Тантала, превращенной в камень. Этот миф изложен в «Илиаде» (песнь 24, стихи 602 и след.).
Как печален на Сипиле
Танталиды был удел.
Словно плющ, утес, как молвят,
Охватил ее, и горько
Плачет пленница: над нею
Непрестанный дождь и снег.
Из очей ее всечасно
Льются слезы по утесу,
Так и я. Отныне богом
Я навек усыплена.