Квинт Флакк - Сочинения

70 Пылом объят, то тебе непременно любовницу надо,

В столу одетую, дать от великого консула родом?»

Что он сказал бы? «Ну, да: девчонку из знатного дома!»

Лучше стократ нас учит природа, вот с этим воюя,

Средств изобильем сильна, если только ты хочешь разумно

Жизнь устроить, различая, чего домогаться ты должен

Или чего избегать: ведь разница есть — пострадаешь

Ты по своей ли вине иль случайно. Поэтому, чтобы

После не каяться, брось за матронами гнаться: ведь так лишь

Горе скорее испить, чем сорвать удовольствие можно.

80 Право, у женщины той, что блестит в жемчугах и смарагдах

(Как ни любуйся, Керинф!), не бывают ведь бедра нежнее,

Ноги стройней; напротив, порой у блудниц они лучше!

Кроме того, свой товар выставляют блудницы честнее,

Кажут себя без прикрас, открыто: совсем не кичатся

Тем, что красиво у них, и плохого они не скрывают.

Есть у богатых обычай коней покупать лишь прикрытых,

Чтобы осанистый круп не мешал увидеть, какие

Жидкие ноги под ним, и не дался в обман покупатель:

Зад, мол, хорош, голова невеликая, шея крутая.

90 Правы, они — так и ты не будь, на красивое глядя,

Зорче Линкея; равно не слепее известной Гипсеи

Ты на уродства взирай: «О ручки, о ножки!..» Но с задом

Тощим, носастая, с тальей короткой, с большою ступнею…

Кроме лица, ничего у матроны никак не увидишь:

Ежели это не Катия — все у нее под одеждой!

Если к запретному ты, к окруженному валом стремишься

(Это тебя ведь ярит), повстречаешь препятствий немало:

Стража, носильщики вкруг, задувальщик огня, приживалки;

Спущена стола до пят, и накинута мантия сверху —

100 Много всего мешает тебе добраться до сути!

Здесь же — все на виду: можешь видеть сквозь косские ткани

Словно нагую; не тоще ль бедро, не кривые ли ноги;

Глазом измеришь весь стан. Или ты предпочтешь, чтоб засады

Строили против тебя и плату вперед вырывали —

Раньше, чем видел товар ты? Охотник бегущего зайца

С песнею гонит в снегу, а лежачего трогать не хочет.

«Вот такова и любовь, — он поет, — она пробегает

Мимо того, что лежит под рукой, а бегущее ловит».

Этого песенкой ты надеешься, что ли, из сердца

110 Страсти волненья, печаль и заботы тяжелые вырвать?

Иль не полезней узнать, какие пределы природа

Всяческим ставит страстям? В чем легко, в чем, страдая, лишенья

Терпит она? Отличать от того, что существенно, призрак?

Разве, коль жажда тебе жжет глотку, ты лишь к золотому

Тянешься кубку? Голодный, всего, кроме ромба, павлина,

Будешь гнушаться? Когда же ты весь разгорелся и если

Есть под рукою рабыня иль отрок, на коих тотчас же

Можешь напасть, ужель предпочтешь ты от похоти лопнуть?

Я не таков: я люблю, что недорого лишь и доступно.

120 Ту, что «поздней» говорит, «маловато», «коль муж уберется», —

К евнухам шлет Филодем, для себя же он лучше желает

Ту, что по зову идет за малую плату, не медля,

Лишь бы цветуща, стройна, изящна была, не стараясь

Выше казаться, белей, чем природа ее одарила.

Если прижмется ко мне и крепко обнимет руками, —

Будет она для меня всех Илий милей и Эгерий.

Буду ласкать, не боясь, что муж из деревни вернется,

Что затрещит под ударами дверь, залают собаки,

Криком наполнится дом, любовница вскочит с постели

130 И завизжит рабыня-пособница: «Горе мне, бедной!» —

За ноги эта страшась, за приданое — та, за себя — я.

Без подпояски бежать и босыми ногами придется,

Чтоб не платиться спиной, деньгами, а то и бесчестьем.

Горе — попасть в такую беду: согласится и Фабий.

123

Общий порок у певцов, что в приятельской доброй беседе,

Сколько ни просят их петь, ни за что не поют; а не просят —

Пению нет и конца! Таков был сардинец Тигеллий.

Цезарь, который бы мог и принудить, если бы даже

Стал и просить, заклиная и дружбой отца и своею, —

Все нипочем бы! А сам распоется — с яиц и до яблок

Только и слышишь: «О Вакх!» — то высоким напевом, то низким,

Басом густым, подобным четвертой струне тетрахорда.

Не был он ровен ни в чем. Иногда он так скоро, бывало,

10 Ходит, как будто бежит от врага; иногда выступает

Важно, как будто несет священную утварь Юноны.

То вдруг двести рабов у него; то не больше десятка.

То о царях говорит и тетрархах высокие речи;

То вдруг скажет: «Довольно с меня, был бы стол, хоть треногий,

Соли простая солонка, от холода грубая тога!»

Дай ты ему миллион, как будто довольному малым, —

И в пять дней в кошельке ничего! Ночь гуляет до утра;

Целый день прохрапит! Не согласен ни в чем сам с собою!

Может быть, кто мне заметит: «А сам ты? Ужель без пороков?»

20 Нет! Есть они и во мне, но другие и, может быть, меньше.

Новия Мений бранил за глаза и вышучивал дерзко;

Кто-то сказал: «А сам ты каков? Уж нам-то известно,

Что ты за птица!» А Мений в ответ: «О! Себе я прощаю!»

Это пристрастье к себе самому и постыдно и глупо.

Ежели сам на свои недостатки глядишь ты сквозь пальцы,

То почему же в друзьях ты их любишь высматривать зорко,

Словно орел или змей эпидаврский? А что, коль на это

Сами друзья на тебя такими же взглянут глазами?

Вот человек: он строптив, не по нашему тонкому вкусу,

30 Можно смеяться над ним за его деревенскую стрижку,

За неумелые складки одежд, за башмак не по мерке;

Честен и добр он зато, и лучше нет человека,

И неизменный он друг, и под этой наружностью грубой

Гений высокий сокрыт и прекрасные качества духа!

А испытай-ка себя: не посеяла ль матерь-природа

Или дурная привычка в тебе недостатка какого?

В брошенном поле бурьян вырастает, что выжечь придется!

Страстью любви ослепленный не видит ничуть недостатков

В милой подруге; ему и ее безобразие даже

40 Нравится: так любовался Бальбин и наростом у Агны!

Если бы в дружбе мы так заблуждались, сама добродетель,

Верно, почтила б тогда заблужденье подобное наше.

В друге должны мы сносить терпеливо все недостатки,

Так же как в сыне отец снисходительно многое терпит.

Если сын кос, говорит: «У него разбегаются глазки!»

Если он мал, как уродец Сизиф, называет цыпленком.

Ежели сын кривоног, о нем говорят: «Косолапит»,

Ежели пятки толсты: «Смотри, как шагает он важно».

Так ты суди и о друге, и, ежели скупо живет он, —

50 Ты говори, что твой друг бережлив; коли хвастает глупо —

Ты утверждай, что друзьям он понравиться шутками хочет;

О грубияне развязном скажи: «Он прям и отважен»;

О сумасшедшем: «Он пылок не в меру». От этого дружба

Крепче бывает меж нас, и согласье людей съединяет!

Мы же, напротив, готовы чернить добродетель; наводим