Чжуан-цзы - Чжуанцзы [litres]

Генетически даосизм восходит к шаманским верованиям и практикам юга Китая. Эти практики включали в себя особую диету (употребление «снадобий бессмертия» – бу сы чжи яо ), дыхательные и сексологические упражнения. Конечным результатом должно было стать обретение практикующим бессмертия ( бу сы чжа фа ). В «Чжуанцзы» также значительное место уделено темам «пестования жизни» во имя долголетия и бессмертия, делающего святого, объединившегося с Дао, стократ более великим, нежели легендарные «совершенные мужи» конфуцианства – древние правители Яо и Шунь. Ему даже не надо будет ждать ветра, чтобы лететь на нем: весь мир станет его крылатой колесницей.

Вот любопытный фрагмент из «Да цзун ши» («Великий предок-учитель») шестой главы «Чжуанцзы»:

«…[Дао] существует прежде Великого Предела, но не высоко, существует после „шестерицы мира“ (т. е. верха, низа и четырех сторон света), но не низко. Оно родилось прежде Неба и Земли, но не является древним, длится со времен глубокой древности, а не старо. Чжу Вэй обрел его и проник к матери пневмы-ци. Большая Медведица обрела его и не бывает неточной. Солнце и Луна обрели его и с древности не знают отдыха. Каньпэй обрел его и взошел на Куньлунь. Фэн И обрел его и отправился по великому потоку. Хуан-ди обрел его и вознесся на облака. Чжуан-сюй обрел его и поселился в Темном дворце. Юй Цян обрел его и поселился на Полярной звезде. Си-ванму обрела его и воссела на горе Шаогуан. Фу Юэ вознесся к востоку от Млечного Пути и, оседлав Стрельца и Скорпиона, утвердился на звездах…»

В «Чжуанцзы» есть два фрагмента, наиболее красноречиво выражающие взгляды мудреца на проблему «жизнь – смерть». Это пассаж в главе 2 и знаменитый диалог с черепом в главе 18. В первом случае Чжуанцзы говорит, что ввиду того, что мы не знаем природы смерти, мы не можем утверждать, что после смерти мы не будем сожалеть, что держались за жизнь. Более того, он даже допускает, что смерть переводит людей в некий родной им мир, утерянный ими при рождении: «…Как нам знать, не будет ли чувство умершего подобно чувству человека, в детстве потерявшего свой дом, а теперь наконец-то нашедшего дорогу обратно?..»

В главе 18 даосский мудрец идет еще дальше и устами черепа давно скончавшегося человека на предложение воскресить его отвечает, что не променяет суету и мелочность жизни на блаженство единения со всем сущим, обретаемое в смерти, блаженство, которое превосходит наслаждения земных владык и царей. Впрочем, подобные идеи оказались слишком экстравагантными для китайской культуры и не нашли своего развития даже в рамках даосской традиции, которая или однозначно становилась на позиции жизнеутверждения и предавалась поискам бессмертия, или соглашалась с учением о жизни и смерти как фазах перемен и трансформаций единого сущего.

Вот как через двести лет после Чжуанцзы ту же мысль поэтически выразил великий одописец Цзя И (240–170 до н. э.) в своей поэме «Птица смерти»:

Текст «Чжуанцзы» многократно переводился на европейские языки (в том числе дважды – Л. Позднеевой и В. Малявиным – на русский). К нему обращались многие представители европейской культуры ХХ века – например, Герман Гессе в знаменитом романе «Игра в бисер». Предлагаемый читателю перевод «Чжуанцзы» является переизданием перевода замечательного российского китаеведа Любови Дмитриевны Позднеевой (1908–1974), длительное время заведовавшей кафедрой китайской филологии в Московском государственном университете. За свои научные заслуги она в 1952 году стала лауреатом Ломоносовской премии.

Ее перевод «Чжуанцзы» впервые был опубликован в 1967 году. Перевод Л. Позднеевой – в высшей степени удачное и самобытное литературное произведение, во многом конгениальное творению великого китайского мыслителя. Только один момент, пожалуй, не может не вызвать недоумения – это стремление переводчика перевести все китайские имена. Конечно, в «Чжуанцзы» много говорящих имен, которые необходимо переводить. Но Л. Позднеева по не совсем понятным причинам начала переводить все имена, в том числе и имена исторических лиц. И когда даже профессиональный китаевед встречает в тексте имена «Творящий Благо» (вместо Хуэй Ши) или «Царь Прекрасный» (вместо Вэнь-ван) или «Ограждающий» (вместо Шунь), то он отнюдь не всегда может сразу понять, о ком идет речь в тексте.

Тем не менее перевод Л. Позднеевой – выдающийся памятник истории российского китаеведения, вполне достойный самого пристального и благосклонного внимания современного читателя.

Е. А. Торчинов

В Северном океане водится рыба, имя ей – Кит [1] Рыбу-гунь Цуй Чжуань (IV–V вв.) и Цзяньвэньди (VI в.) считают китом, Лу Дэмин (VII в.) – какой-то другой огромной рыбой; Го Цинфань (XIX в.), следуя за Фан Ичжи (XVII в.), – «рыбкой маленькой, которую Чжуанцзы изобразил гигантской». (Комментарии переводчика приводятся в сокращенном виде. – Примеч. ред. ) . Сколько тысяч ли он величиной – неведомо. Этот Кит превращается в птицу, имя ей – Феникс. Сколько тысяч ли длиной его спина – неведомо. В гневе он взмывает к небесам, распростертые крылья его – точно нависшие тучи. Феникс делает круг над водой и перелетает на Южный океан. Южный океан – это Небесный водоем.

Повествуя о чудесах, Шутник из Ци [2] Комментатор Сыма Бяо (III–IV вв.) считает Ци Се фамилией и именем, лянский Цзяньвэньди – названием книги. говорил:

– Когда Феникс перелетает на Южный океан, волны вздымаются на три тысячи ли. Обопрется о вихрь и взлетает на девяносто тысяч ли. Улетев, шесть лун отдыхает.

Дикие кони вздымают пыль. Живые существа овевают друг друга дыханием. Лазурь неба – подлинный ли его цвет? Оно далеко и нет ему предела. Так же и Феникс – глядит вниз, и только.

При малой глубине воде не под силу поднять большой корабль. Налей воды в ямку на полу, и горчичное зернышко в ней окажется лодкой. Помести туда чашку, и она встанет на дно – здесь слишком мелко для большого корабля.