Муслихиддин Саади - Гулистан

Я понял, что ему все мои советы ни к чему и мое горячее дыхание не может расплавить его холодное железо. Я не стал уговаривать его, прекратил общение с ним и доверился словам мудрецов, изрекших: «Скажи то, что ты должен сказать, а если тебя не будут слушать, ты не будешь виноват!»

Спустя некоторое время я увидел его в бедственном положении, как и опасался. Он пришивал лоскуток к лоскуточку и хлеб собирал по кусочку. У меня защемило сердце, когда я увидел его жалкое состояние. Я не счел благородным ковырять своими укорами рану нищего человека и посыпать ее солью. Поэтому я сказал про себя:

Некий царь отдал своего сына ученому, заявив ему:

— Это — твой сын, усилий не жалей, воспитай его как одного из своих сыновей!

— Повинуюсь, — ответил ученый.

Несколько лет он прилежно занимался с царевичем, но из него ничего не вышло, в то время как сыновья ученого достигли совершенства в познаниях и в красноречии. Царь-отец позвал ученого во дворец и с укором ему сказал:

— Ты изменил нашему уговору, не выполнил данного обещания.

— Да не будет скрыто от внимания повелителя лика земли, — отвечал ученый, — что воспитание всех детей одинаково, а их природы различны.

Я слыхал, как некий старец говорил своему ученику:

— О сынок, если бы души сынов Адама были привязаны к Подателю хлеба насущного столько же, сколько к самому насущному хлебу, то они стали бы благороднее ангелов.

Я слыхал, как один бедуин говорил сыну: «Я буная, иннака мас’улун йаум-ул-киямати ма за иктасабта ла йакулу би ма интасабта», то есть: «О сынок! В день Воскресенья спросят тебя: «Какие добрые дела свершил ты в земной обители», а не станут спрашивать: «Кто твои родители?»

В сочинениях мудрецов говорится: «Скорпион рождается путем необычным, от других животных отличным, ибо он съедает внутренности матери, разрывает ее чрево и уходит в пустыню, как раз после этого и остаются те шкурки, которые мы видим в норках скорпионов». Однажды я изложил это поверье одному вельможе.

— Я сердцем верю в то, что этот рассказ правдив, — сказал он, — да как и мог бы он быть лжив? В соответствии с тем, как они обращаются в детстве с матерью, так их, естественно, любят и почитают, когда они вырастут!

Скорпиона спросили:

— Почему ты не показываешься зимою?

— Велико ли уважение ко мне летом, чтобы мне показываться еще и зимою? — отвечал он.

Нищенка — жена одного дервиша — была беременна; наступило время родов. У дервиша никогда еще не было детей.

— Если Господь Всеславный и Всевеликий подарит мне сына, — говорил он, — то я, оставив себе только рубище, которое ношу я сам, все свое имущество дервишам раздам.

И действительно, у него родился сын. Тогда дервиш разостлал скатерть для других дервишей, согласно обету. Через много лет, вернувшись из путешествия в Сирию, я отправился к одному своему другу и стал расспрашивать соседей о делах дервиша. Мне сказали, что он находится в городской темнице.

— За что же его посадили? — спросил я.

Мне ответили:

— Сын его вина напился, подрался, пролил кровь человека и скрылся. Из-за него-то отцу сковали шею цепью, а ноги — тяжелыми оковами!

— Это бедствие он сам выпросил у господа! — воскликнул я.

Когда я был дитятею я спросил у одного взрослого человека, когда наступает совершеннолетие.

— В книгах написано, — отвечал он, — что оно имеет три признака: во-первых, наступление пятнадцати лет, во-вторых, появление страстных грез по ночам и, в-третьих, появление волос под мышками. Но в действительности же примета его одна, и она совершенно ясна: довольно и того, чтобы о служении Господу Всеславному и Всевышнему ты заботился больше, чем об удовольствиях своей плоти; тот, у кого этого свойства нет, по мнению мудрецов, совершеннолетия лишен примет.

Однажды среди пеших паломников, совершавших хадж, завязалась ссора. Я тоже был пешим паломником в этом путешествии. Мы вцеплялись друг другу в волосы, царапали лицо, всячески ругались и дрались. И вот я слышу, как один из ехавших в паланкине говорит своему товарищу:

— Удивительно! Когда костяная пешка дойдет до края шахматной доски, она делается ферзем, то есть становится лучше, чем была, а пешие паломники, идущие в Мекку, пройдя пустыню, сделались хуже.