Мухаммад Ас-Самарканди - Синдбад-Наме

Так прошло некоторое время, но в сокровищнице груди шахзаде не прибавилось сведений. А Синдбад жертвовал ради него терпением и прилежанием знания, что хранил он в своем мозгу.

Он проводил дни и ночи в надежде, ожидая, что придет, наконец, благоприятная минута, и беспрестанно повторял: «Быть может, бог проявит впоследствии что-нибудь».

Доложили об этом шаху. Тоска охватила его благословенные помыслы, и он подумал: «Полировщик своим старанием и усердием за несколько дней превращает темное железо в зеркало. Он доводит его до такой гладкости, что оно отражает добрые качества, подтверждая слова: *он изваял вас, и ему понравились ваши формы», и становится пробным камнем человеческих достоинств, так что при его посредстве можно читать славные *айаты владыки и видеть, как овладевают божественным промыслом. А ведь элементы, из которых состоит тело моего сына, не тверже железа и не темнее его. Должны же оставить на них след искусство обучения и терпение, с которым переносит все это мудрец».

Потом он прочитал про себя такие стихи:

И задумался шах над этим, так что следы дум проступили на его челе. Везиры и приближенные стали доискиваться причины этой задумчивости, опросили:

— Почему изменилось настроение повелителя?

Он ответил:

— Да, радостное состояние — это *Анка, покинувшая родину, красный фосфор и желтый изумруд. Каждый человек грустит и печалится по мере своих забот:

И шах продолжал:

— Знайте же, что гнетут меня заботы о моем сыне и огорчен я из-за него. До сих пор я надеялся, что в саду его природы из семени знаний вырастет побег разума, что на лугу его сердца взойдет прелестная зелень, что он прославится в науках. Но Синдбад, оказывается, бил молотом по холодному железу и рисовал на поверхности воды. Ведь правду говорят:

— Если крикнуть в горах, то раздается эхо, если вырыть на песчаном холме колодец, то появится в нем вода. А ведь польза обучения и воспитания должна была быть не меньше этого.

Потом он велел привести Синдбада и обратился к нему с такими словами:

— Когда объездчику поручают необъезженную лошадь, то он укрощает ее своим искусством, обучает ее, приучает слушаться повода, стремени, и она повинуется его воле. И пропадает ее необузданность, которая является признаком дикости, и оставляет она свои звериные повадки — безудержное ржание и резвость свою. И все это — за короткий промежуток времени. Так почему же натура шахзаде, который происходит из сада благородных и возвышенных, за столь продолжительное время, при столь усердном обучении и стремлении его самого не воспринимает науки и знания? Почему не приносит плоды побег, являющийся украшением веры и державы, красой сада царства и народа? Может быть, при воспитании этого дорогого создания ты допустил какую-нибудь оплошность?

Выслушав это, Синдбад встал, попросил у шаха и присутствующих разрешения высказаться и промолвил:

— Пусть вельможи и сановники царя живут под его сенью, и пусть ширится его величие! Если будет позволено, то я выскажу свои извинения.

— Говори! — приказали ему.

— Да не скроется от благородного внимания вельмож — звезд неба просвещенности, базилик сада справедливости, — начал Синдбад, — что этот восхвалитель великой державы обладает глубокими познаниями в отраслях наук и ветвях мудрости, правильно понимает жизненные явления, что он провел все свое время, обучаясь и обучая, получая наставления и наставляя сам. Если и есть здесь промахи, то это не по моей вине. Я принял все меры и проявил все терпение, которое только можно вообразить. Но без поддержки неба и помощи господа, одной лишь человеческой хитростью не достигнешь желанного счастья, все приемы воспитания не могут заменить лучей судьбы, желаемое не снимет покрывала с лица своего бытия. «Не каждый, кто ищет и старается, находит, не каждый, кто уходит, возвращается».

— Когда я думаю о смысле происходящего, — продолжал Синдбад, — то дело шахзаде напоминает мне историю слона, его погонщика и падишаха Кашмира.

— Что это за история? Расскажи нам, — попросили присутствующие.

— В давние времена, в прошлые века, — начал Синдбад, — в Кашмире — указателе *обитаемой четверти вселенной и заглавном листе центра обитаемой земли — царствовал один падишах. Он прославился своей справедливостью и правосудием, был известен своим беспристрастием и правдивостью, а также величием помыслов, всегда достигал он своей цели, всегда выплачивал воинам жалованье, а военное снаряжение в его царстве славилось своим совершенством. У него было несметное число боевых слонов. В походах паланкин его ставили на спину слона, и поэтому каждый обычный день старший погонщик проводил перед ним слонов.

И вот однажды охотники изловили дикого слона, быстрого в беге, но с тяжелой поступью, стремительного, ревущего, как гром, мечущий молнии. Он казался горой *Бисутун, опирающейся на четыре колонны, или же тучей, которая вместе с метеором низвергается с зенита на землю. Кто бы ни увидел его на просторе, сказал бы:

По движениям — ветер, по быстроте — огонь, подобен горе и облаку подобен, быстрый, как метеор, со стальными копытами, с булатными бивнями, с натурой тигра, сердцем льва, грозный, как туча, как горная лавина, стремительный, как молния, страшный, как пламя, он словно поток низвергался с горы и словно языки пламени поднимался вверх: