Антология - Черепаховый суп. Корейские рассказы XV-XVII веков

Автор здесь выступал (особенно в ранних сборниках) более собирателем занимательного, забавного, любопытного, чем сочинителем. И творческий элемент сводился к некоторой литературной обработке, неизбежной при записи в переводе с одного языка на другой (языком сборников был китайский):, и главным образом — к расположению материала. Но с течением времени в сборниках пхэсоль все более появлялось собственно авторских новелл, очерков, заметок.

Материал в сборниках не повторялся. Это могло объясняться тем, что сборники пхэсоль в пору их возникновения были близки «неофициальным» историям, авторы которых нередко стремились сообщить читателю малоизвестное о героях древности. Стремление записать то, что достойно быть записанным, и причем такое, чего не записали предшественники — сохранить от забвения, — руководило авторами сборников. Каждый хронологически последующий сборник воспринимался, очевидно, как дополнение ко всем предыдущим, вышедшим века или десятилетия ранее.

В корейском государстве составление истории «официальной» (это делалось по распоряжению или с одобрения государя) или «неофициальной» (которая составлялась лицами, не состоявшими на государственной службе) всегда было делом почетным, ответственным, и не всякий мог претендовать на него. Историки — наиболее известные умы своего времени. Эта традиция тяготела и над сборниками пхэсоль: их авторы — цвет корейского ученого сословия.

Они были учеными-конфуцианцами — людьми рационалистического ума, отвергавшими суеверия. Их привлекало необычное, удивительное. Но удивлялись они не сверхъестественному, а тому, что порождали человеческие отношения. Если же автор все-таки записывал какой-то случай «из жизни духов», он непременно стремился найти ему разумное объяснение. Чаще же эти фантастические случаи использовались для порицания человеческих слабостей или для разоблачения суеверий («Змей монастыря Хваджанса», «Лисий перевал»).

Такой рационализм был в традициях историографии.

Эти же традиции, видимо, сказались еще и в том, что языком художественной прозы все еще оставался китайский, хотя уже в XV в. был изобретен корейский алфавит.

В наследство перешел и стиль. Его особенностью остаются сдержанность и простота. Стиль авторов пхэсоль обычно прост и беспристрастен, как стиль историка, стремящегося сохранить объективность того, что он излагает. При этом переданное «чужое слово» отделяется от слова автора. «Историк сказал» — так со времени китайского историографа Сыма Цяня, жившего две тысячи лет назад, начиналось суждение историка о только что изложенных событиях. И мы узнаем эту традицию в концовках корейских новелл и анекдотов.

В соответствии с установившимися вкусами авторы пхэсоль избирают героями своих произведений исторических лиц, нередко — прославленных современников. И мы видим, например, что авторы, представленные в данном сборнике, выступают героями в анекдотах и новеллах писателей-современников или авторов следующих поколений. Веселые проделки Лим Дже привлекли внимание Лю Монина; в его же новелле «Черепаховый суп» повествуется о том, как друзья подшутили над Ли Джесином, чей рассказ «Женитьба Пхунсана» читатель прочитал несколькими страницами ранее.

Однако проза малых форм обращается не к официальной стороне жизни известных людей. Забавные рассказы, характеризуют их с человеческой стороны, сохраняют в памяти поколений как людей живых, со слабостями и пристрастиями, достоинствами и недостатками. Человек в обычной жизни, в быту, в житейских ситуациях интересен авторам пхэсоль. Правда, пока еще в ситуациях, чем-то необычных: смешных, неожиданных, гротескных. Обыденное входит в литературу как необычное, поразительное. Обыкновенное пока не привлекает корейских авторов и долго не будет привлекать: оно еще не способно доставить эстетическое наслаждение. Утверждается эстетика необыкновенного в обыденном.

Литература открывает для себя новый мир — пестрый и разнообразный. Открывает она и нового героя. Знаменитые исторические лица — не единственные персонажи пхэсоль. Героями этой литературы становятся представители самых разных слоев: чиновники — от важных сановников до мелкой сошки, крестьяне и купцы, монахи и веселые вдовы, девицы из благородных семей, королевские родственники и сами короли, певички и студенты, прославленные поэты и безымянный люд.

Пхэсоль, пожалуй, больше других литературных произведений говорят нам о корейской жизни тех времен. Из пхэсоль мы узнаем, что шутка и розыгрыш были частью корейской жизни — она была куда разнообразнее, менее скучна и не так уныло-серьезна и торжественна, как это может показаться, если верить произведениям официального характера. Проказничали веселые школяры, шутили министры и короли, жены не всегда были преданны, а вдовы не всегда хранили верность покойному супругу. Все говорит о том, что между официальной моралью и реальным житьем-бытьем средневекового корейца были существенные расхождения, и арку «верной жене», случалось, заслуживали несколько неожиданным образом (новелла Лю Монина «Верной жене»).

В литературе той поры заметно внимание к отдельным свойствам, качествам человека, стремление сосредоточиться на каком-то одном из них. В пхэсоль эти качества чаще всего «бытовые»: жадность, глупость, и они — предмет насмешек. Но смех в пхэсоль не безобидный. Пхэсоль не всегда смеется над скупым и глупым вообще. Богатым глупцам в смешных ситуациях достается больше. Дурно воспитанным оказывается министр и сын сановника. Дураками — королевская родня и сын короля («Круглый дурак», «Играет в чанги», где королевского родственника оставил в дураках старый солдат). Высмеиваются развратные ханжи, осуждаются жестокость, бездушие, алчность, особенно если этими качествами обладает чиновник, употребляющий во зло данную ему власть. Но, пожалуй, больше всего достается буддийским монахам, чьи незадачливые похождения всегда кончаются плачевно.

Это в значительной степени объясняется конфуцианскими позициями авторов, стремившихся улучшить нравы, выявив недостатки людей и указав на них. Однако за всем этим угадываются также демократические черты той фольклорной основы, что лежит в большинстве пхэсоль — народного рассказа, анекдота.

Интерес к устной традиции у авторов пхэсоль велик. Шутка, бытовавшая в народе, пословица, анекдот, плутовской рассказ находили место в сборниках.

Мы можем также встретить примеры бродячих сюжетов: так, поступок, свидетельствующий о сыновней почтительности (герой убивает коня, по привычке отвезшего хмельного хозяина к певице-кисэн, с которой ему запретили видеться родители) и закрепленный в одном из ранних сборников за известным полководцем древности Ким Юсином, увязывается в пхэсоль Лю Монина с крупным государственным деятелем XV в. Хван Сусином, что говорит о свободном хождении этого сюжета.