Омар Хайям - Рубаи

На знаменитых – зубы точит злоба.
На скрытных – подозренье смотрит в оба.
Чем принимать удары там и сям,
Уж лучше одиноким быть до гроба.

Не заводи друзей и не страшись врагов.
Подобен будь реке меж строгих берегов.
Пусть враг твой – сам Рустам, без боя не сдавайся.
Пусть друг твой – сам Хотам, не оставляй долгов.

В чистоте наготы мы возникли из тьмы,
Но затем осквернили тела и умы.
Слезы горечи нас ослепили. Впустую
Разбазарили время и канули мы.

Мы горло жбана рубищем заткнем,
Землей трущоб омоемся. Вздохнем
И, покопавшись в пепле погребка,
Отыщем жизнь, что потеряли в нем.

Ты розу к себе не приблизишь, пока
Коварных шипов не познает рука.
На гребень взгляни: если зубчики целы,
У милой не тронул он ни волоска.

Я печалюсь, что жизнь протекла безотрадно.
Хлеб мой горек и сух, а дыхание смрадно.
Презираем Всевышним, придавлен грехом,
Я с одышкой тащусь прямо в ад, ну и ладно.

Счастливых – мало. Прочих – большинство.
Гони тоску: уныние мертво.
Когда Творец лепил тебя из глины,
Он не просил согласья твоего.

Доверившись жизни, как ветреной крале,
Мы столько отважных сердец потеряли.
Попробуй украсть свою долю, мудрец,
Покуда тебя самого не украли.

Из-за спин ты выходишь вперед: «Это – я!»
Дивной роскошью дразнишь народ: «Это – я!»
Ты удачлив. Но смерть, что сидела в засаде,
Незаметно за плечи берет: «Это – я!»

Подобно скряге, тайною владей.
Гляди, чтоб не проник в нее злодей.
Ты расставлял силки для Божьих тварей?
Что ж, ожидай того же от людей.

Поклялся я: «Не буду пить пурпурного вина.
Вино – живая кровь лозы, и мне она вредна».
Тогда рассудок произнес: «Ты говоришь серьезно?» —
«Ты веришь клятве? – я сказал. – Не верь, она пьяна!»

Я пью не оттого, что беден я,
Не из боязни сплетен и вранья,
А для веселья. Но коль ты захочешь,
Я брошу пить, прелестница моя!

Я крикнул в сердцах гордецу одному:
«Вино моему не помеха уму
Затем лишь кувшин я назначил кумиром,
Чтоб не поклоняться себе самому!»

Красавицу, свежей, чем розы цветника,
Кувшин с вином, букет держи в руках, пока
Внезапной смерти вихрь, сорвав сорочку плоти,
Не унесет ее, как лепесток цветка.

Мне говорят: «Тебе нужна
Жена, а не кувшин вина».
Глупцы! Нужна мне и подруга,
И чаша, что полным-полна.

О пусть прильнут ко мне две гурии в шелках!
Пускай хмельной рубин горит в моих руках!
Я слышал, что Творец раскаянье дарует.
Но этот дар принять я не решусь никак.

Мой кумир, прикажи, чтоб вина принесли,
Ибо скоро ты будешь валяться в пыли.
Не надейся, беспечный глупец, ты – не злато,
Что зарыли бы в землю и вновь извлекли.

На смертном одре попрошу об одном:
«Омойте мой прах не водой, а вином.
С кувшином и чашею в миг воскрешенья
Меня в погребке вы найдете ночном».

Если явится смерть, чья рука холодна,
И меня, словно птицу, ощиплет она,
Пусть из праха гончар изготовит кувшины:
Может быть, воскресит меня запах вина.

Потратив много лет подряд,
Я рай узрел, я видел ад.
Но содержимое кувшина
Мне интересней во сто крат.

Мой друг, утешься. Стоит ли страдать,
Что обошла земная благодать?
Уж лучше сесть на площади с кувшином
И за игрою рока наблюдать.

Укроти свою жадность. Навеки порви
С миром зла и добра, что взошел на крови.
На ветрах бытия только шелковый локон
Да кувшин узкогорлый в ладони лови.

Слежу, чтоб мой рассудок не потух,
Молчаньем укрепляю слабый дух.
Покуда есть глаза, язык и уши, —
Клянусь Творцом: я слеп, я нем, я глух.

Давайте сплотимся, иначе едва ли
Мы в винном сосуде утопим печали.
Но утром шепнут нам пустые кувшины:
«Так шумно когда-то и мы пировали».

Один с мольбой глядит на небосвод,
Другой от жизни требует щедрот.
Но час придет, и оба содрогнутся:
Путь истины не этот и не тот.

Сказала роза: «Я – Юсуф над смятым шелком трав.
Мой рот – рубин, и он горит в ярчайшей из оправ».
Я усмехнулся: «Коль Юсуф, то предъяви примету!»
Она ответила: «Смотри, как мой наряд кровав».