Митицуна-но хаха - Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)

— Кажется, огонь утихает.

Когда стало светать, я вошла в помещение и снова легла, и вдруг заслышала, что перед воротами остановились скороходы. С удивлением я услыхала:

— Господин приехал!

Поскольку светильники были уже погашены, при входе в дом было темно, и Канэиэ произнес:

— Как темно! Видно, огонь погасили, потому что стало светло от пожара? У меня было ощущение, что горело поблизости, и я приехал. Может быть, теперь мне вернуться?

Наконец он лег в постель.

— Я еще с той ночи думал к тебе приехать, но моя свита вся разъехалась, и я ничего не мог сделать. Если бы это было прежде, я вскочил бы на коня и один прискакал, а теперь что за человек я стал? Что должно произойти, чтобы я появился?! С такими думами я и уснул, и вдруг этот гвалт — просто удивительно. Я поражен, — делился Канэиэ своими мыслями.

Рано утром он ушел от меня, сказав, что на улице, видимо, «странным покажется экипаж».

Шестого и седьмого, как я слышала, у него было воздержание. Восьмого числа шел дождь. Ночью было слышно, как он стучит по мху, покрывающему камни. Десятого я пошла поклониться в святилище Камо. Я пошла с удовольствием, после того, как одна приятельница предложила:

— Потихоньку сходим туда вместе.

Я всегда испытывала в этом месте редкостное чувство, и сегодня пребывание здесь подняло у меня настроение.

Тому, кто видит, как крестьяне жнут в поле, кажется, что они двигаются там просто так. Как и прежде, когда мы достигли Китано, то увидели на болоте женщин и детей, собиравших травы. Внезапно я вспомнила стихотворение о том, что не боятся замочить в дождевой воде ни подолы, ни шлейфы лишь те, кто задумал собирать болотные травы… Презанимательный вид открылся, когда мы огибали холм Фунаока

Домой я вернулась с наступлением темноты. Только легла спать, как раздался сильный стук в ворота. Совершенно сбитая с толку, я пробудилась и неожиданно увидела рядом Канэиэ. Демон подозрительности говорил мне, что он попусту приехал в другой дом, поблизости от моего, и, возвращаясь, решил навестить меня. Но лицо у него оставалось беззаботным. Я же не смогла быть с ним совершенно непринужденной… А там и рассвело. Назавтра Канэиэ уехал, едва только поднялось солнце. Так прошло пять или шесть дней.

Шестнадцатого числа шел сплошной дождь, навевая грусть. Едва рассвело, и я была еще в постели, а уж принесли очень нежное письмо. «Сегодня твое направление для меня запретно. Что делать?» — значилось в нем.

Вскорости после того, как я послала Канэиэ ответ, он прибыл сам. Я удивилась: солнце уже заходило. Близилась ночь, и Канэиэ всем своим видом показывал, что хочет, чтобы я оставила его ночевать:

— Ну, как-нибудь. Может, совершим жертвоприношение богам?!

Однако я выпроваживала его, говоря при этом:

— Большой необходимости в этом нет.

А когда он выходил из комнаты, я тихонько прошептала про себя:

— Не надо считать эту ночь одною из тех, когда он навещал меня.

Но Канэиэ услышал мои слова и откликнулся:

— Тогда получается, что я приходил без толку. Раз у нас были и другие ночи, пусть обязательно случится нынешний вечер.

Возможно, у Канэиэ была достаточная причина настаивать, но после того посещения он не был у меня дней восемь или девять. Как будто знал об этом заранее и хотел включить давешнее посещение в общее число. И — что было редкостью — я сама первой послала ему стихотворение:

В ответном послании было:

Когда мне передали его ответ, я пожалела, что написала первой… В ту пору сад весь был покрыт цветущей сакурой и казался сплошным цветочным морем.

Сегодня двадцать седьмое число, со вчерашнего вечера идет дождь; ветер смел оставшиеся цветы.

Наступила третья луна. Почки на деревьях набухли так, что между ними уже прячутся воробьи, ощущается приближение празднества Камо и я с удовольствием думаю о священном дереве сакаки [14] Сакаки — священное дерево синто. Клейера Японская. и о флейтах. Очарованная происходящим, я не перестаю сожалеть о том, что послала Канэиэ стихотворение первой, когда так долго он не давал о себе знать. На душе у меня сейчас тяжелее, чем в обычное время.

Пришло седьмое число этой луны. Сегодня от Канэиэ доставили вещи и записку: «Это сшей. Я соблюдаю воздержание, поэтому не приезжаю». В таком поступке ничего необычного не было, и я ответила просто: «Получила».

После обеда стал моросить мелкий дождь.

Десятого числа при дворе был большой переполох по случаю празднества в святилище Явата. Я решила тайком поехать к одной даме, чтобы вместе совершить паломничество, а когда около полудня вернулась домой, молодые хозяева в один голос заявили:

— Как бы это и посмотреть! Процессия еще не проходила…

Недавно вернувшийся экипаж выехал снова.

На другой день молодые хозяева стали настаивать на желании видеть возвращение процессии во дворец, у меня же было плохое самочувствие: я безучастно лежала в постели. Однако все вокруг были заняты, и опекать молодых людей было некому, так что пришлось нам вчетвером поехать в одной легкой повозке, крытой листьями бетелевого ореха. Мы остановились к северу от ворот в Рэйдзэйин. Посторонних было немного, настроение у нас было прекрасное. Через некоторое время мимо проследовала процессия. В ней участвовали близкие мне люди — один в числе сопровождающих, другой среди танцовщиков. Больше в эту пору ничего особенного не случилось.

Восемнадцатого числа я снова тайком присоединилась к людям, совершавшим паломничество в храм Киёмидзу. Завершились ранние ночные службы, был час Мыши [15] Час Мыши — время от 0 до 2 часов ночи. . Мы возвратились в дом к одной из бывших с нами вместе паломниц и принялись ужинать, как вдруг слуги ее заявили:

— Выгляните наружу, в северо-западной стороне что-то горит!

Потом сказали:

— Это аж в Морокоси!

Про себя я подумала: «А вдруг это близко к моему дому?» Когда сообщили, что горит дом такого-то господина, я перепуталась всерьез: ведь он отделен от моего только глиняной стеной. В каком же, наверное, переполохе сейчас молодые люди? [16] Молодые люди — сын и приемная дочь. Беспокоясь, как бы поскорее добраться к дому, я даже не опускала штор в экипаже.

Когда я еле-еле добралась до места, все уже было кончено.