Абулькасим Фирдоуси - Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Позволь теперь вернуться мне к шатру.
Поверь, что мирный путь я изберу,

И своего не унижая сана,
Посланье напишу царю Ирана.

Когда Ормузд окажет милость мне,
Подаст мне руку в грозной сей войне,

Мечты о царствованьи я отрину,
Рабом покорным буду властелину.

С войной пришли мы, — пусть наступит мир,
Пусть эта битва превратится в пир».

Бахрам внимал туранцу с нетерпеньем
И думал: «Не обманешь хитрым пеньем!»

Он отвернулся от таких речей,
Воскликнув: «Хорошо поет злодей!»

И только рать вкусила отдых краткий,
Он вновь построил мощные порядки,

Он ринулся, как лев, на Пармуду,
Он разогнал туранскую орду.

Иранцы на конях скакали статных,
Туранцев обезглавливали знатных

И складывали в кучу их тела.
Гора из трупов на земле росла,

И к той горе, добытое в сраженье,
Иранцы принесли вооруженье:

Бойцы Бахрама возвели ее,
«Горой Бахрама» нарекли ее!

К Ормузду был гонец отправлен с вестью:
«Явился Пармуда с великой местью,

Не могут рать его обнять глаза,
Укрылся он в твердыне Овоза

И укрепил могучую твердыню.
Он в ней засел, забыв свою гордыню,

На возвышеньи горя и тоски,
Вокруг — неисчислимые стрелки».

Бахрам воскликнул: «Начата осада,
Спешить на поле битвы нам не надо!»

Он дал один отряд Ялонсине,
Велел помчаться к южной стороне,

Другой отряд Изадгушасп возглавил
И к северу своих бойцов направил.

«Всех обезглавьте на своем пути,
Пусть Пармуда томится взаперти, —

Сказал Бахрам, — быть может, в степь он выйдет,
Когда не степь, а кровь кругом увидит».

Три дня стояло войско у ворот,
А на четвертый день, когда восход

Воителям явил свое пыланье,
Бахрам отправил Пармуде посланье:

«О шах, скажи, где ныне твой отец?
Где двор его, вельможи и венец?

Где гордые, блестящие надежды?
Где грозные военные одежды?

Где копья, где могучие слоны,
Где все его волхвы и колдуны?

Где рать его, как темный лес густая, —
Ответь мне, царь Турана и Китая?

Тебе подвластны были города, —
Из всех твоих владений, Пармуда,

Одна лишь у тебя осталась крепость:
Мироисканья понял ты нелепость?

Как женщина, ты скрылся за стеной
И в крепости рыдаешь ты степной.

Поверь мне, ты не выдержишь осады,
Открой ворота и проси пощады,

Проси, чтоб пред властителем моим
Предстал я покровителем твоим.

Пришли мне в дань динары и диргемы,
И жемчуга, и золотые шлемы:

Царю не следует беречь казну,
Когда он хочет сохранить страну.

Знай, Совашаха мертвого наследник:
Перед царем царей — я твой посредник,

Воителей Ирана я глава,
И примет шахиншах мои слова.

Увы, надежду втайне ты питаешь,
А в чем она, — ты от меня скрываешь.

Не будь строптив, смирись перед судьбой,
И замыслы свои ты мне открой.

Ты видишь, я тебя не обезглавил,
О царь, тебе я выбор предоставил,

Не то, ты был бы мертв, как твой отец,
А сын оплакивал бы твой конец.

Но если много у тебя динаров,
И не страшишься ты моих ударов,

На мощь свою надеешься вполне, —
Готовься ты к отмщению, к войне».

Был скорбен Пармуда, гонцу внимая,
Ответил царь Турана и Китая:

«Рожденный дерзким, посмотри вокруг:
Ты жаждал мук, — и ты добился мук.

Пока ты полон силы и дерзанья,
Не проникай ты в тайну мирозданья.

Ты молод, а вселенная стара.
От битв кровавых ты не жди добра.

Судьба, в круговращении великом,
Ко мне, быть может, повернется ликом.

Я тоже страх внушал богатырям, —
Не свойственно раскаянье царям.

Владел я городами, племенами,
Войсками, барабанами, слонами,

И вот я пред врагами распростерт.
Не будь же сердцем дерзок ты и горд.

Отец мой жаждал овладеть вселенной.
Его рабом был небосвод нетленный,

Сама земля была им пленена,
Тряслась, его завидев скакуна.

Но устремился он к безумной цели,
Неправедные мысли в нем созрели,

И вот покрыл его деянья мрак, —
Лишь издали над ним смеется враг.

Как ты, он был когда-то дерзок, молод,
Но был он жерновами жизни смолот.

Поболее, чем солнечных лучей,
Воинственных собрал он силачей,

Слонов — поболее, чем диких зерен,
Был Совашах, казалось, непоборен,

Кто сосчитал бы войск его число?
Но их пожрало времени жерло.

Тот, кто жестокие возглавил рати,
Пускай не забывает о расплате.

Такой могучий властелин угас, —
Когда-нибудь и твой наступит час.

Не мни, что можно кровь пролить впустую:
Своей заплатишь ты за пролитую.

Когда Туран повергнешь ты во прах, —
Огонь зажжешь ты в мстительных сердцах.

Беды я опасаюсь, дальнозорок.
Тебе не сдамся я без оговорок.

Ты — раб, я — царь, я — властелин земель,
Я не склонялся пред рабом досель.

Однако, воевать с тобой не буду:
Безумцем не хочу прослыть повсюду.

Мне лишь тогда не страшен будет стыд,
Когда твой шахиншах меня простит.

Вручу ему страну, казну, твердыни,
И твой закон пусть властвует отныне».

Бахрам увидел свет своей звезды,
Обрадован ответом Пармуды.

Затем глава богатырей Ирана
Послал письмо царю царей Ирана:

«Турана властелин со всех сторон
Победоносной ратью окружен,

Взывает о пощаде, смерть почуя.
Соизволенья твоего прошу я

Переговоры с Пармудой начать.
Твое согласье пусть скрепит печать.

То, что пощады он покорно просит,
Нас над его падением возносит.