Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков

Не хватает лишь той, что любил я когда-то,
От восхода я плачу о ней до заката.

Очи Хинд разожгли во мне новое пламя,
Языки его ярче, чем звезды над нами.

Издалече приметят и пеший и конный
Среди мрака ночного костер благовонный.

Меж Акик и Шахсейном поднявшись горою,
Пахнет сладостно мускусом он и алоэ.

Я не мог бы здесь жить, без кочевий страдая,
Но верблюдица есть у меня молодая,

С ней вдвоем нипочем нам любая дорога,
Словно страуса самка, она быстронога.

Кто не видел в пустыне, на фоне заката,
Как за матерью следом бегут страусята,

И песок из-под ног поднимается тучей,
И охотники слепнут в той туче летучей.

Хоть следы беглецов разыскать и не сложно,
Их самих укрывает пустыня надежно.

А верблюдица — та же бескрылая птица…
Закаленный страданьем — судьбы не боится,

В знойный полдень в песках мне легко с нею вместе,
Но меня догоняют недобрые вести:

«Наши братья аракимы {31} 31 Араким — род из племени таглиб. , пестрые змеи,
Говорить о нас дурно и гневаться смеют».

За разбойника принят ими путник несчастный,
Им неважно, что мы ни к чему не причастны,

Полагают они, что за все мы в ответе,
А все дети пустынь — нашей матери дети.

Возле мирных костров пастухи их сидели,
Но вскочили иные со стрелами в теле,

Ржали кони, и бой закипел рукопашный,
И верблюды кричали протяжно и страшно.

Амр вине нашей верит, пред ним, несомненно,
Очернила нас подлая чья-то измена.

Берегись, клеветник, ты увяз безнадежно!
Что для нас обвиненье, которое ложно?

Как угодно меняй и слова и обличье,—
Мы и были и будем твердыней величья.

Это видят сквозь ложь, как сквозь облако пыли,
Даже те, кого гордость и гнев ослепили.

Дан судьбою нам вождь величайший на свете,
Он — как конь вороной, рассекающий ветер.

С морем бед и невзгод он вступает в сраженье,
И спасает копыта от пут пораженья.

Наши всадники в битвы летят за ним следом,
И враги забывают дорогу к победам.

Может бросить вселенную он на колени,
Нет на свете достойных его восхвалений.

Вот и все. Если ваше решенье созрело,
Соберите бойцов и немедля — за дело,

Пограничные земли просейте хоть в сите
И живых и убитых о нас расспросите,

Унизителен, правда, ваш розыск лукавый —
Разве трудно понять, кто виновный, кто правый?

Что вам пользы возиться с остывшей золою?..
Мы бы тоже закрыли глаза на былое…

Но коль скоро вас мир не прельщает достойный,
Попытайтесь припомнить минувшие войны.

Орды всадников наших, что легче оленей,
Пировали в развалинах ваших селений,

А верблюды Бахрейна {32} 32 Бахрейн — в средние века так именовалась область Аравийского полуострова, лежащая против Бахрейнских островов на побережье Персидского залива. , седые от пыли,
Воду северных рек серебристую пили,

А тамима {33} 33 Тамим — бедуинское племя. сыны недвижимы лежали,
А его дочерей мы в объятьях держали.

Гордость там не живет, где живется спокойно,
А презренное жалости вряд ли достойно.

Убегавшие в страхе изрублены ныне,
Не спасли их ни горы от нас, ни пустыни.

Мир в руках у владыки, как винная чаша,
И сладчайшая капля в ней — преданность наша.

Когда Мунзир {34} 34 Мунзир — хирский князь Мунзир III (514–554), отец Амра ибн Хинд. в набег мчался тучею пыли,
Амру встретить врага помогали не мы ли?

И не нам ли удачей обязаны бранной
Дети таглиба, пылью лечившие раны?

Амр шатер свой построил, как небо второе,
За него зацепляются звезды порою,

Там находят приют и достойное дело
Сабли разных племен, что собрал он умело.

Оделяет их вождь и водою и пищей,
Волей божьей богатым становится нищий.

Но когда, подстрекаемый злою судьбою,
Амр на нас это войско повел за собою,

За наездником каждым смотрели мы в оба,
А врагов ослепляли миражи и злоба.

Амр вине нашей верит, но нас оболгали
Те, что пламя войны раздувать помогали.

На поклепы у нас только три возраженья,
Но, услышав их, честный изменит решенье:

Все понятно и просто, как синь небосклона,
Когда племя маад развернуло знамена,

И собрались близ Кайса, исполнясь отваги,
Под утесоподобные тяжкие стяги

Удальцы, что, как горные барсы, рычали
И умели откусывать руки с мечами,—

Их приветствовать копьями вышли не мы ли?
Кровь лилась, как вода из разбитой бутыли.

Ведь меж тех, кто укрылся в предгорьях Сахлана,
Каждый воин — сплошная кровавая рана.

С копий струи текли — в годы мира едва ли
Из колодцев мы столько воды доставали.

По закону небес, мы своими руками
Общим недругам сделали кровопусканье.

После Худжр появился, сей сын Умм Катама {35} 35 Худжр… сын Умм Катама… — один из таглибитских вождей.
Облачался в зеленые ткани упрямо,

Но на рыжего льва походил среди боя,
Кровью землю поя, как водой дождевою.

Но, его одолев и отбросив, не мы ли
С Имруулькайса {36} 36 Имруулькайс — брат Амра ибн Хинд. оковы тяжелые сбили?..

Дети Ауса {37} 37 Аус — одно из племен Аравии. конями горды вороными,
И знамена шумят, как деревья, над ними,

Но мечами их встретить решились не мы ли
И не нами ль они опрокинуты были?..

Мы за Мунзира пролили кровь Гассанида {38} 38 Гассанид. — Речь идет о правителе небольшого гассанидского княжества, расположенного в районе сирийско-аравийской границы, правители которого постоянно враждовали с хирскими князьями. Поэт похваляется тем, что его племя в отместку за убийство хирского правителя Мунзира убило гассанидского князя. ,
Кровь обоих равна, не равна лишь обида.

Мы соседям своим подарили по праву
Девять мудрых владык, пожинающих славу.

Амр — герой, не имеющий равных по силе,
Но за мать его некогда нам заплатили!