Автор неизвестен Древневосточная литература - Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»

— Нынче вечером в этом доме остановился известный в столице исполнитель танца дайгасира [228] «Танец дайгасира » — то же, что и «танец кусэмаи ». Вид исполнительского искусства, популярный в эпохи Камакура и Муромати. Изначально, вероятно, включал в себя танец, но в известной форме представляет собой речитатив в сопровождении ритмического инструмента. . Говорят, он сейчас вступил на Путь, отринул мирское и занимается буддийской практикой по разным землям. Давайте все вместе соберёмся и попросим исполнить хотя бы одну сцену!

«Конечно!» — сказали они, и двадцать или тридцать человек, один вперёд другого, толпясь, заполнили комнату в том доме.

— Что же, почтенный инок, мы слышали, что можно увидеть знаменитый в столице танец дайгасира! Известно ваше имя и в далёких от столицы землях, и глухих деревнях! Посчастливилось нам остановиться на том же постоялом дворе, что и вы. Будет нам, о чём потом рассказывать. Прочитайте нам хотя бы одну сценку, просим вас! — так наседали они на него.

Иккю, услышав такое, сказал:

— Не пойму, что это вы такое говорите? Я — всего лишь странствующий монах, немного знаю сутры и заклинания-дхарани, а этот танец, о котором вы говорите, вовсе не понимаю!

Тамошние жители насели на него с просьбами ещё пуще:

— Нет-нет, и не отпирайтесь, просим вас, хотя бы одну сцену! Непременно! А откажетесь исполнять — не позволим вам ночевать здесь! Что скажете?

— Да уж, занесло меня к вам на свою беду. Уж извините меня, но этот танец я совсем не знаю. Такие уж дела, — а вы, верно, меня за кого-то другого приняли? — так по-всякому пытался отговариваться Иккю, но то были горные жители, копающие клубни, не желали они ничего понимать, а на все лады упрашивали и твердили: «Пожалуйста, пожалуйста!»

Он подумал немного и спросил:

— Так что же, если я не исполню хотя бы одну сцену, не разойдётесь?

— Истинно так! — отвечали они.

— Хоть я и ничего не понимаю в этих танцах, раз уж вы все так меня упрашиваете, — есть такой танец «Такадати» — «Высокая усадьба» [229] Танец, посвящённый сцене гибели Минамото-но Ёсицунэ в усадьбе Такадати на востоке страны, у р. Коромогава. , который я немного помню с детских лет, его я не учил, а просто приходилось слышать. Попробую спеть сцену оттуда. Для начала немного спою о том, как Судзуки-но Сабуро [230] Один из вассалов Ёсицунэ, присоединившийся к нему в годы опалы и погибший, защищая своего господина. выехал из Фудзисиро [231] Местность в нынешней преф. Вакаяма. в земле Кии и прибыл к реке Коромогава в земле Осю.

Жители, услышав название пьесы, хоть и не знали, что оно за «Такадати» такое, разом заговорили: «Просим, просим!»

Иккю, отбивая ритм веером, заговорил:

— Тем временем Судзуки-но Сабуро Сигэиэ, облачившись в дорожную одежду, выехал из Фудзисиро и двинулся прочь от столицы, Судзуки-но Сабуро Сигэиэ, облачившись в дорожную одежду, выехал из Фудзисиро и двинулся прочь от столицы, Судзуки-но Сабуро Сигэиэ, облачившись в дорожную одежду, выехал из Фудзисиро и двинулся прочь от столицы… — так и продолжал одно и то же. Вечер сменился ночью, а он всё твердил то же самое.

Этим двадцати-тридцати жителям это изрядно наскучило:

— Что же это вы с самого вечера одно и то же рассказываете, в чём дело-то?

Иккю отвечал:

— Дело в том, что Судзуки-но Сабуро из Фудзисиро в Кии до Коромогавы в Осю добирался семьдесят пять дней. Путь от столицы ему был неблизкий, а потому здесь нельзя быстро петь. В этом месте нужно выразить эти семьдесят пять дней пути, потому расслабьтесь и слушайте. За ночь тут не управиться.

Жители заговорили:

— Ну уж нет, мы всего лишь за вечер уже заскучали, где уж нам выслушать такое семьдесят пять дней! Не под силу нам это. Пойдёмте по домам! — С тем они все и разошлись.

Здесь тоже проявилась смекалка Иккю. О том, как на него там наседали с неуместными просьбами, он потом рассказывал прихожанам.

Иккю, отбивая ритм веером, заговорил: «Тем временем, Судзуки-но Сабуро Сигэиэ, облачившись в дорожную одежду, выехал из Фудзисиро и двинулся прочь от столицы…»

В средней части улицы Анэгакодзи [232] Сейчас — Анэякодзи, улица, пересекающая Киото с запада на восток, севернее Четвёртого проспекта, Сидзё. жил человек по имени Сукэдзюро, и жил он тем, что мог заработать со своей лошадью.

Как-то раз у него остановился путник, и ранним утром, прихватив хозяйскую одежду в охапку, он попытался уйти, а когда проходил мимо конюшни, услышал:

— Эй, ты! Куда это ты собрался с чужой одеждой?

Тот человек удивился: «Вроде бы не то время, когда люди просыпаются, кто это может разговаривать?» — осмотрелся вокруг, никого не увидел, сделал вид, что ничего не слышал, и собрался уходить, когда опять его окликнули. Прислушался, откуда голос идёт, — а это лошадь разговаривала! «Ну и ну, удивительные дела!» — подумал он и обратился к лошади:

— Эй, ты вообще-то лошадь, а разговариваешь. С чего бы? — так он спросил, а лошадь ему отвечала:

— Я — младший брат хозяина дома. В прошлой жизни он меня облагодетельствовал, а я не успел ему отплатить, о чём очень жалею. Чтобы вернуть ему долг благодарности, я стал лошадью и пришёл к нему. Уже недолго мне осталось отплачивать за его доброту, ещё с пять сё [233] 1 сё: — мера объёма, равная примерно 1,8 л. риса. Как это отработаю, то всё и закончится.

Тот человек поразился этому, не стал уходить оттуда и в тот же день рассказал хозяину — так, мол, и так. Хозяин удивился безмерно и думал: «Ну и ну, удивительное дело! Что теперь делать?» — так он раздумывал, пока наконец не придумал: «Действительно, точно, вспомнил! Надо пойти к преподобному Иккю и попросить его совета!» — подумав так, он пошёл к преподобному и всё вышеописанное ему подробно рассказал. Иккю выслушал и говорил:

— Какая нелёгкая выпала ему доля! Хорошенько помолись за покойного! — с этими словами он и сам совершил чтение сутр для благого перерождения рождённого в мире скотов.

На сорок девятый день поминальных служб Сукэдзюро услышал во сне: «Как ты меня порадовал! Вот уж не ожидал, что удостоюсь такого поминовения! А особенно мне помогло посмертное напутствие от преподобного-будды, благодаря ему смогу избавиться от страданий мира скотов и в следующий раз непременно буду рождён в мире людей. Сейчас уже я отработал то, что оставалось от моего долга перед тобой, и умру. Как хорошо, как хорошо!» — и от этих слов Сукэдзюро проснулся.

Та лошадь потом на пятидесятый день умерла. Удивительное дело!