Сугерий - Жизнь Людовика VI Толстого, короля Франции (1108-1137)

Однако к главной теме, рассматривая историю короля [Людовика] возвращаемся, так как перед кончиной господина папы Каликста император Генрих, собрав с давних пор в душе злопамятность против господина короля Людовика потому, что в королевстве его в Реймсе на Соборе анафемой господина Каликста опутан был [479], войско, какое смог, из лотарингцев, алеманов, баварцев, швабов и саксонцев, хотя ими [последними он] и был обеспокоен, собрал и, притворяясь, что в другую сторону направляется, по совету короля англичанина Генриха, дочь которого [480]королеву [в жены] привел [481], который также с королем [Людовиком] войну начал, на город Реймс неожиданно напасть задумал, предполагая или его внезапно разрушить, и с таким позором и насилием город осадить, с каким господин папа, там [его] преследовавший, проводил заседание [482].

Об этом, когда господину королю Людовику из сообщения близких [людей] стало известно, как решительно, так и смело набор войска, чего [Генрих] не ожидал, совершил, благородных призвал, причину представил [483]. И так как [в том], что блаженный Дионисий особым покровителем и несравненным после Господа защитником королевства [является], многими сообщениями и частыми опытами [он] постиг, [то] к нему поспешив, как молитвами, так и благодеяниями от всего сердца побуждал, чтобы королевство [он] защитил, его самого сохранил, врагам по обыкновению преградой встал и, поскольку это от него [они] имели привилегией, чтобы если иное королевство в королевство франков вторгнуться посмеет, [то мощи] самого блаженного и чудесного защитника со спутниками его словно для защиты на алтарь его возлагаются, [и] в его [короля] присутствии было сделано [это] как торжественно, так и благочестиво [484]. Король же, знамя с алтаря поднявший, поскольку за графство Вексен, а потому церкви вассалом [он] является, взял благочестиво, как будто от господина своего принявший; с немногими против врагов, чтобы самому защитить, издали полетел, чтобы за ним вся Франция последовала мощно, пригласил [485]. Итак, поскольку врагов необычная дерзость возбудила обычное для Франции воодушевление, отовсюду двинувший военное ополчение силы и мужей прежней доблестью и о былых победах памятью, [он] послал.

Они, когда в Реймсе отовсюду [мы] собрались, в таком количестве конного и пешего войска появились, что, казалось, покрыли землю наподобие саранчи, не только по берегам течения вод, но также горы и равнины поглотили. Там, когда король в течение недели поджидал вторжения тевтонов, такое среди высших баронов королевства обсуждение дел происходило: «Перейдем, – говорили [они], – смело к ним, чтобы отступив, [они] безнаказанными не остались [зато], что земли госпожи Франции высокомерно предвкушали. Пусть [они] ощутят упрямства своего воздаяние, но не на нашей, а на своей земле, которая по праву королевства франков франками часто усмирению подвергается, чтобы поскольку [они] сами исподтишка на нас замыслили покуситься, мы им открыто возвратим».

Других же суровый опыт убеждал их дольше подождать, когда вторгшиеся в пределы марки уже бежать, отрезанные, [они] будут не в состоянии, [тогда] нападавшие будут повержены, подобно сарацинам безжалостно уничтожены, варваров непохороненные тела волкам и воронам на их вечный позор будут выставлены, [и] такого смертоубийства и жестокости причина земли своей защитой оправдывается.

Высшие же бароны королевства, во дворце в боевые порядки построенные перед лицом короля, чтобы друг с другом поддержкой соединиться: [воины] из Реймса и Шалона-на-Соне более 60 тысяч как конных, так и пеших первый отряд составили; из Лана и Суассона, не менее многочисленные, – второй; из Орлеана, Этампа и Парижа, и блаженного Дионисия многочисленное войско и короне преданное, – третий [486], в котором также сам [король] находился, надежду на помощь покровителей своих возлагая: «В этом отряде, – сказал [он], – как безопасно, так и доблестно [я] буду сражаться, поскольку сверх святых господ наших покровительства, также [они] меня как своего земляка воспитали, [то] либо живому [они] помогут, либо мертвого как хранители принесут».

Граф же палатин Тибо с дядей благородным графом Труа Гуго, когда из содействия Франции – ведь войну против короля [Людовика] вместе с дядей королем английским [он] начал, – прибыл, четвертый [отряд] составив [487]; пятый, передовой, из [воинов] герцога Бургундского [488]и графа де Невер [489]был образован [490]. Славный же граф де Вермандуа Рауль, кровным родством с королем замечательный, полагающийся на лучшую рыцарскую конницу и многочисленное войско из Сен-Кантена и всей [своей] земли, снабженное как хауберками, так и шлемами, правое крыло держать назначенный [491], понтийцев, амьенцев и бовэзийцев [492]налево поставить согласился [493]. Благороднейший граф Фландрский [494]с десятью тысячами воинов, страстно жаждущих славы, – [он] бы даже утроил войско, если бы вовремя узнал, – замыкающим отрядом для завершения [сражения] построился. Этих же, из мест приграничных пришедших, герцог Аквитанский Вильгельм [495], славный граф Бретонский [496], воинственный граф Фульк Анжуйский в высшей степени ревновали, что мужей преумножить и франков обиду сурово покарать и дальность пути, и краткость срока не воспрепятствовали [497].

Предусмотрено было также, чтобы повсюду, если только пригодно место, войска в сражение вступали, и возы, и повозки, воду и вино утомленным и раненым перевозящие, наподобие маленького укрепления по кругу располагались, чтобы от ратного труда [и] от ран ослабевшие, именно там утолением жажды и перевязкой ран укрепившись, более сильными за стяжание пальмовой ветви [победителя] сражались.

Итак, когда известие о таком и столь внушающем трепет деянии и о столь сильном проявлении любви, ушей самого императора достигло [498], притворяясь и таясь, под пустым предлогом тайком ускользнув, в другую сторону [он] направился, почтя за лучшее позор поражения терпеть, чем и империю, и самого себя гибельному падению из-за суровой мести французов отдать [499]. Когда французы об этом узнали, единственно мольбами архиепископов и епископов, и религиозных мужей от опустошения этого королевства и бедняков притеснения с трудом удержать себя смогли.

Таким образом, с такой и столь великой помощи победой – такой же или даже больше [она] была, чем если бы в полевом сражении [они ее] одержали, – французы возвратились к себе; король, обрадованный и признательный, к покровителям своим святейшим мученикам смиренно пришел, и им после Господа большие благодарности принеся, корону отца своего, которую [он] несправедливо удерживал, – по закону ведь им [святым мученикам] все служат, – благочестиво возвратил [500]. Ланди [501]внешнюю часть на равнине, – поскольку внутренняя уже святым принадлежала, – с великим удовольствием возвратил [502], пространство которого крестами и колоннами мраморными установил, как будто Геркулесовыми Столбами в Гадесе, положившими преграду всем врагам [503]. Также достопочтенных святейших тел святые носилки серебряные, которые, на главном алтаре помещенные, на все время военных действий к народу были выставлены, где непрерывно – днем и ночью – торжественная служба братьями усердно проводилась; толпы благочестивого народа и религиозных женщин о поддержке войску повторяли многочисленные молитвы; сам король на собственных плечах господ и покровителей своих с обилием слез [на глазах и] с сыновьей почтительностью на место их перенес и многими как земельными, так и другими соответствующими дарами за эти и другие благодеяния снабдил [504].