Сугерий - Жизнеописание короля Людовика Толстого

Наипреподобнейшему господину епископу Суассона Гослену — Сугерий, терпением Божьим аббат Святого Дионисия Ареопагита, старающийся служить Богу так хорошо, как только может надеющийся на воссоединение с епископом епископов.

Мы должны представить нас самих и дела наши на обсуждение и суд тех, кто в день Суда, в соответствии с заслугами каждого произнесет приговор любви или ненависти, когда «муж сядет в воротах вместе со старейшинами земли» (Притчи, 31,23) (русский перевод: «муж ее известен у ворот, когда сидит со старейшинами земли» — прим. пер.). Поэтому, поскольку Вы были лучшим из людей, даже когда не занимали епископский престол, которому я всецело предан ради Того, Кому Вы посвящены полностью, — я не могу говорить о Вас дальше, и раз Вы просили меня, то я посылаю на Ваше мудрое суждение деяния наисветлейшего короля франков Людовика. Поскольку он был самым щедрым сеньором возвысившим нас и столь же щедрым и после нашего возвышения, то таким образом, мы оба, я — в письменном труде, а Вы — в его правке, сможем вознаградить человека, которого мы одинаково любили, и кончину которого мы равно оплакивали. Эта дружба, даже если она родилась благодаря полученным бенефициям, не противоречит милосердию, поскольку, раз Он приказывал любить врагов своих, то никто не может запретить любить своих друзей. Поэтому, уплачивая двойной долг благодарности и милосердия, хотя эти вещи не равны и не совместимы, давайте воздвигнем ему «памятник, более долговечный, чем бронзовый» (Гораций, Оды III, 30, 1), когда я своим пером опишу его преданность Божественному делу церкви и его изумительное рвение о благосостоянии своего королевства, память о чем, в признательность за многие полученные от него благодеяния, и по прошествии времени не изгладится ни из памяти людей, ни из ревностных молитв церкви, которые не прекратятся во многих поколениях, Пусть Ваше высочество счастливо занимает своей епископский трон среди небесных старейшин.

О том, каким отважным он был в юности и с какой силой он отразил английского короля Вильгельма Рыжего, когда тот напал на наследственное королевство Людовика.

Славный и замечательный французский король Людовик, сын великолепного короля Филиппа, в первом цветении своей юности, будучи в 12 или 13 лет, был изящным и красивым, и подавал надежды, что при таком достойном развитии, как своего характера, так и своего прекрасного тела, он сможет быстро и с честью расширить свое будущее королевство, а также будет защищать церковь и бедняков. Этот высокорожденный юноша, согласно с древним обычаем Карла Великого и прочих великих королей, подтвержденным имперскими хартиями, и сам, по своей природной склонности, привязался к святым мученикам и их слугам в Сен-Дени. Дружбу с этой церковью, зародившуюся в детстве, он пронес через всю свою жизнь, выказывая большую щедрость и почтение, столь большое, что в конце своей жизни его упование на нее уступало только его чувству к Богу, и он вверил ей себя самого, свое тело и свою душу, с такой преданностью и щедростью, что если бы это было возможно, то он остался бы там монахом.

Во время его юности, растущее мужество и юношеский пыл развили его дух, и ему наскучили охота и мальчишеские игры, в которых прочие его сверстники находили удовольствие, забывая заниматься оружием. И когда его беспокоили нападения многих могущественных людей королевства и выдающегося и могущественного английского короля Вильгельма, сына еще более могущественного короля Вильгельма, завоевателя англов, то его стойкость только возрастала, когда имела возможность проявить себя, а его мужество смеялось над испытаниями, он отбрасывал леность и открывал ворота благоразумию, и вместо досуга занимался важными делами. Английский король Вильгельм был искусен в военном деле, алчным на добычу и страстно желающим славы. После того, как его старший брат Роберт был лишен наследства, ему посчастливилось наследовать своему отцу Вильгельму, а затем, после того как Роберт отправился в Иерусалим, он заполучил и герцогство Нормандию. Оттуда он столь сильно беспокоил нормандскую границу французского королевства, что все время вынуждал воевать упомянутого юного принца.

Пока они сражались, проявились и их схожесть и их различия. Они были похожи в том, что не хотели уступать друг другу. Они отличались тем, что один был зрелым мужем, а другой — юношей; один богатый, имеющий возможность расточать сокровища Англии, могущий набрать блестящих рекрутов и заплатить сполна своим воинам, а другой — нуждающийся в деньгах, экономный в расходовании казны своего наследственного королевства, могущий сплотить войско только своим тяжким и энергичным трудом, и все же, при этом — смело оказывающим сопротивление. Вы могли видеть стремительно пересекавшего границы молодого человека, то в Берри, то в Оверни, то в Бургундии, сопровождаемого горсткой людей, и в случае необходимости достаточно быстро возвращающегося к Вексену, чтобы противостоять со своими 3 или 5 сотнями людей королю Вильгельму с его тысячами. И поскольку превратности войны никогда не известны заранее, то иногда уступал он, а иногда заставлял бежать врага.

В этих столкновениях с обоих сторон было взято много пленных. Знаменитый юноша и его люди захватили, среди многих других, графа Симона, знатного барона Вильгельма де л`Эль (de l`Aigle), человека равно прославленного и в Англии и в Нормандии, Пагана (Pagan) Жизорского, благодаря стараниям которого был впервые укреплен замок Жизор. С другой стороны, король Англии пленил смелого и знатного графа Матье Бомонского (Matthew of Beaumont), блестящего и прославленного барона Симона де Монфора и господина Пагана Монтейского (Pagan of Montjay). Но в то время как, благодаря скорому прибытию выкупов из Англии, большого беспокойства о наемниках не было, тяжесть слишком долгого плена изнуряла французов. Они никакими другими средствами не могли избежать цепей как только принести оммаж английскому королю, поступить к нему на службу и клятвенно пообещать нападать на своего короля и разорять его королевство.

Обычно говорили, что этот гордый и пылкий король домогался французского трона, поскольку знатный принц был у отца единственным сыном от его наизнатнейшей жены, сестры графа Фландрии Роберта. От своей второй жены, Бертрады, графини Анжуйской, король имел еще двух сыновей, Филиппа и Флора. Но они не рассматривались в качестве наследников, поэтому смерть единственного наследника могла бы стать бедой. Но, поскольку ни по праву, ни по естеству, французы не могут быть подданными англичан, а скорее англичане должны быть подданными французов, то все обернулось против этой отвратительной надежды. Эта безумная мысль владела королем Вильгельмом и его людьми в течении более чем трех лет, пока он, наконец, не пал духом, осознав, что не может взять верх ни с помощью англичан, ни с помощью тех французов, которые связали себя с ним принесением оммажа. От отплыл обратно в Англию, где дал волю своим похотям и страстям. Однажды, во время охоты в Новом лесу, он был нечаянно поражен случайной стрелой и умер.