Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 2

«Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13, 8).

Сближение гордыни и плотских вожделений у Бонавентуры проводится в соответствии с Первым соборным посланием апостола Иоанна: «Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин. 2, 16), но он модифицирует это в схему в соответствии с платоновским учением о трех частях (направленностях) души — разумной, страстной и вожделеющей, вводя для соответствия первой части понятие беспечности (negligentia), так что сердечные пороки группируются в триаду и становятся необходимыми элементами исчерпывающей классификации.

Здесь Бонавентура определяет «сердечное чувство» как «духовное восприятие в созерцании самой истины» и указывает, что оно охватывает все сферы человеческого духа от внутреннего чувства до мистических прозрений. Когда-то вместе с добродетелями, блаженством и другими подобными дарами Святого Духа они составляли сверхъестественные дары Бога человеку, но впоследствии были утрачены с первородным грехом, хотя их снова можно пробудить в душе через уподобление Христу.

Тема пяти духовных чувств занимала средневековых мыслителей в связи с вопросом о характере жизни на небесах. Августин в первый период своего творчества придерживался последовательно спиритуалистического взгляда, отрицая учение апостола Павла о духовных телах, и писал о бестелесных душах, обретавших в Боге удовольствие и покой. <...> В эпоху раннего средневековья небеса представлялись в виде райского сада, позднее они ассоциировались с небесным градом Иерусалимом, где роскошный готический собор в центре города, а улицы из золота и драгоценных камней, хотя среди образованного духовенства указывали, что «эти вещи часто описываются некоторыми учителями, с тем, чтобы простаки смогли через видимое прийти к пониманию невидимого» (Оттон Фрейзингентский [1112-1158] Два града; 492.8:25). Спиритуалистической точки зрения придерживался Фома Аквинский. В «Сумме теологии» он рассуждал о трех способах видеть сверхприродные реальности.<...>

В средние века под латинским словом ars (искусство) чаще всего понимали систему познания, относящуюся к определенной области человеческой деятельности. <���…> Однако в этом параграфе Бонавентура имеет в виду другой смысл слова — «модель», или образец, по которому мастер создает изделие. <...>

«Вечным словом порождается, им все творится и устраивается». Здесь Бонавентура цитирует комментарий Петра Ломбардского на 62 Псалом.

Выражая себя в творениях, Бог, согласно Бонавентуре, является в них либо как след (подобно следу ноги на влажной земле), либо как образ или подобие образа, т. е. в более явном виде. Божьи следы — это его проявления в неразумных тварях, и только его образы наделены разумом и любовью: оттого в ходе богопознания душа постепенно переходит от следа к Божьему подобию.

Ср.: «Итак, то, что в звукосочетаниях, — это знаки представлений в душе, а письмена — знаки того, что в звукосочетаниях» (Аристотель. Об истолковании 16а, 3-4). Подобные суждения, впрочем, высказывали также Августин, Иоанн Дамаскин и Гуго Сен-Викторский.

В трактате «О природе блага» Августин писал, что зло происходит от разрушения указанных трех фундаментальных характеристик блага. Импульс к интенсивному осмыслению этой темы придали Бонавентуре пп. 34 и 35 из кн. 2 «Сентенций» Петра Ломбардского, в которых зло и грех определялись как умаление и разрушение блага. Бонавентура использует эти термины, чтобы провести аналогию между практическими правилами вывода и необходимыми качествами рассуждения, что не часто встречается у представителей схоластики.

Августин. Рассуждение на Послание Иоанна к парфянам (PL. Т. 35. Col. 2004).

В трактате «О Троице» Августин пишет, что «идея (ars) такого всемогущества и премудрости Божьей, живущая не изменяясь и полная всякого разумения» (De Trinitate. I, 6).

Развивая античное учение о световой природе душевного огня, средневековые медики полагали, что по нервам человека циркулирует «весьма тонкое тело», «чувственный флюид», еще в картезианской системе он сохранился под названием «животного духа». Этот флюид играл в теле роль того, что современные физиологи приписывают нервному импульсу. Бонавентура заимствовал это учение из книги Алкера из Клерво (XII в.) «О духе и душе», которую в то время считали произведением Августина.

Ансельм Кентерберийский. Об истине. Т. 1. С. 225 наст изд. (Примеч. ред.)

Перевод выполнен по изданию: СССМ. 1984. V. 38. Р. 192-217.

Для Луллия его Ars — это совершенно новая наука, сочетающая в себе метафизику, логику и математику, представляет все возможные мыслительные процессы в логико-математической форме. В этом и состоят функции алфавита и таблиц, и вообще всего Искусства комбинаций в системе Великого искусства. С точки зрения Луллия, именно в таком виде данная наука способна служить ключом к тайнам мироздания.

Здесь: Ars magna = Ars generalis ultima.

Т. е. подводя под известные 10 всеобщих вопросов и их виды (см. часть IV) какой-либо частный вопрос.

Вначале буква как бы свертывает обозначаемое множество, заменяя его собой, а затем разум, зная наизусть алфавит, может развертывать из данной буквы все свернутое в ней множество.

Печатается по изданию: Рамой Льюль. Книга о Любящем и Возлюбленном. СПб., 1997. С. 5-71. «Книга о Любящем и Возлюбленном» принадлежит к числу ранних произведений Луллия, не исключено, что она была написана в 1276 г. Первоначально она была задумана как самостоятельное сочинение, а затем включена в «Книгу об Эвасте и Бланкерне» (1283). Книга состоит из 366 «духовных метафор» по числу дней в году; следовательно, каждая из них предлагает тему для размышления на целый день.

Замысел «Книги о Любящем и Возлюбленном» абсолютно прозрачен. Поясняя его, Бланкерна говорит, что «Любящий» — это набожный христианин, а «Возлюбленный» — это Господь. При этом книга носит откровенно автобиографический характер. Божеское и человеческое — это и есть та главная тема, та дилемма и то искомое двуединство, которому подчинены все другие, — как в творчестве Луллия, так и в его судьбе.

«Признайся, Любящий» — «Да, если удвоишь во мне любовь к тебе». — На основании метафор 9, 31, 45, 51, 71, 72, 188 и 196 можно получить вполне определенное представление о феноменологии любви майоркского мыслителя (см.: Carreras у Artau Т., Carreras y Artau J. Historia de la filosofia espanola. Madrid, 1939. T. 1. P. 290).