Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 1

Как мы уже сказали, одно Лицо обладает, или есть полнота бескорыстной любви, другое же — полнота должной любви, но пусть никто не думает, будто какое-либо одно превосходит в чем-нибудь любое другое, или имеет или существует как нечто лучшее и более совершенное. Нет здесь никакого различия степеней, никакой разницы в достоинстве. И вот: поскольку известно, что свойство одного — полноту давать, но не принимать, а [свойство] другого — принимать, но не давать, разве на этом основании нужно думать, что одно лучше другого и одно достойнее другого? Вовсе нет причин для предположений такого рода. Такое предположение многих сбивает с толку и приводит к разным заблуждениям. Совершенно ничего большего, ничего лучшего не имеет тот, кто ничего из того, что имеет, не получил от другого, чем тот, кто не имеет ничего, так как не получил. Всяческим совершенством, всяческой добротой, всяческим блаженством в этой полноте обладает тот, кому присуще только давать, и тот, кому присуще все получать. Поэтому же и говорят, что полнота бескорыстной любви — в одном лишь деянии, полнота должной — в одном лишь приятии, но ни о ком не говорят, что он получает так, как если бы при этом обоюдном равенстве была бы нужда в благодати, а не, во влиянии природы, что вернее. Но глубина столь великой полноты слишком бездонна, и едва ли ее когда-нибудь сможет выразить подходящими словами хоть один человек. Пусть никто не удивляется и никто не возмущается, если, по обычаю [пречистой] Девы-матери, излагая воспринятую истину, я маскирую ее лохмотьями слов, не будучи в состоянии сделать это шелками оставленного [красноречия, сознавая, что я ничего не имею. Но когда нет сомнения в истинности суждения для опытности разумного читателя, остается только прибавить к истинным утверждениям подходящие слова (за что я испытываю действительную благодарность).

Истинной и глубокой любви свойственно пробудить даже у тех лиц, бытие которых различно, способность одно и то же желать и одно и то же не желать. Насколько больше тождественность воли присуща Лицам, для которых быть — то же, что и желать, И что здесь является следствием? Ведь одно и то же — быть, и одно и то же — желать. Итак, в Троичности всем присуще одно желание, одна любовь, одна не различающаяся доброта. Что же до субстанции любви, то одна и та же любовь, следовательно, будет присуща всем Лицам. И поскольку у всех она едина, и притом наивысшая, то она не может быть у одного [Лица] большей, чем у другого, не может быть у одного лучшей, чем у какого-либо другого. Если действительно присуще всем всецело желать одного и того же, то каждый любит другого, как самого себя, и столько, сколько самого себя. Если каждое [Лицо] из них любит другого, как себя, то всего, что может быть сообщаемым (communicabile), Оно желает себе и любому другому, как себе. Если же Оно любит столько, сколько себя, то в таком случае сообщаемо все; себе Оно желает [чего-либо] не более пылко, чем другому, и другому не более горячо, чем себе. Итак, такого рода любовь на одном основании будет той, лучше которой не может быть, а на другом — столь велика, больше которой не может быть. Что же, как сказано, касается почитания субстанции любви, то, следовательно, эта любовь будет одна и та же у всех, хотя в действительности у каждого отдельного [Лица] она отличается различием свойств. В самом деле, согласно тому допущению, которое мы обозначили выше, у этого будет, по отношению к тому, только бескорыстная любовь, а у того, по отношению к этому — только должная. У третьего — должная к одному, а к другому — бескорыстная. Ведь следуя принятому у людей способу высказывания, мы справедливо называем бескорыстной такую любовь, которая, ничего не получая, все воздает; должной же [такую], которая ничего не воздает [тому], от кого все получает. Итак, пусть эта волна божественности и изобильность высшей любви у одного называется только вытекающей и не вливающейся, а у другого как вытекающей, так и вливающейся, у третьего не вытекающей, а только вливающейся, в то время как у всех сама она, однако, одна и та же, и у всех них одна истина, даже если она многообразно выражена.

Между тем, кто-нибудь, размышляя по-человечески о Божественных Лицах, полагает обладающим большим достоинством и считает более выдающимся, чем прочие, то Лицо, которое само по себе, имеет все то, что, как известно, оно имеет. Но невозможно поверить, чтобы была какая-нибудь разница (distantia) в достоинствах там, где поистине и без сомнения величайшее равенство. Но кто этого еще не понял, тот может свою мысль почерпнуть из иной мысли. Итак, нужно знать, как я уже сказал выше, что, поскольку все у всех проницаемо, каждое Лицо любит другое столь же, сколь себя, так и, наоборот, в том, что является своеобразным и проницаемым, Оно больше любит себя, чем другого. Но ведь любое Лицо на основании того, что обще всем, должно быть той же субстанцией, что и прочие, а на основании того, что есть у нее своеобразного и проницаемого, Оно должно быть единственным Лицом, отличным от иных. Следовательно, если каждое [Лицо] (в чем и состоит своеобразие каждого), больше любило бы другое, чем себя, и любило бы себя больше, чем Другого (в чем состоит своеобразие другого), то чем иным это было бы или чем иным могло бы казаться, как не желанием быть Лицом, Которым является Она Само, и желать быть Лицом, Которым Оно Само не является. Но я полагаю, что нет никого столь безумного, кто осмелился бы так полагать, или мог бы терпеливо [такое] выслушивать. Как бы то ни было, это Лицо, обладающее тем свойством, которое ты считаешь признаком достоинства, безо всякой оговорки желает его для себя более, чем для других, а прочие же Лица безо всякого противоречия желают его другому, чем себе. Следовательно, разве нужно считать большими по благости те Лица, которые, как ты это полагаешь, предпочитают превосходство по значимости другого Лица, а не собственного, чем То, Которое предпочитает [значимость] собственного Лица, а не какого-либо Другого. Но если Лицами справедливо считаются более благостные, то почему, тем самым, и не более достойные? Ты, пожалуй, все еще утверждаешь, что славнее иметь и давать полноту, чем только иметь, но никому не давать. И вот опять же, если бы мы судили о двух Лидах с точки зрения человека, то мы, как тебе кажется, обнаружили бы некое преимущество славы. Но опять же: [если вернуться] к последнему [Лицу], поскольку, как ты полагаешь, согласно предыдущему рассуждению третье Лицо в Троице предпочитает, чтобы у прочих Лиц, а не у Него было то превосходство, которое, однако, другие [Лица] предпочитают, чтобы оно было у Них самих, а не у Него, то, следовательно, разве та называется благостнее прочих и, тем самым, славнее? Пока мы поступаем согласно человеческому суждению, тут-то и обнаруживается, что некое Божественное Лицо в чем-либо более или менее благостно, более или менее достойно. Это ложное мнение, в котором обнаруживается внутреннее противоречие. Итак, мы должны отринуть эти фантазии от наших сердец и прочно уверовать в то, что доселе разумением воспринять не можем. Что касается безупречности совершенства, то доподлинно и безо всякой оговорки [можно утверждать], что в Троице нет никакого различия по любви или по достоинству.