Софокл - Аякс

Корабельщики, люди Аякса-царя,
Эрехфидов [12] Эрехфидов потомки. — Эрехфидами назывались афиняне — как потомки афинского царя Эрехфея. Но во времена Софокла, эрехфидами назывались и саламинцы, так как остров Саламин был присоединен к Афинам (ок. 600 г. до н. э.). туземных потомки!.. Увы!
Горе горькое!.. Здесь, на чужбине, одни
Тщимся мы оберечь Теламонов очаг.
А могучий Аякс, устрашенье врага,
Распростерся в шатре,
Помраченный душевною бурей.

210 Но какое же горе с собой принесла
День сменившая ночь?
Телевтанта-фригийца дочь, [13] Телевтанта-фригийца дочь — Текмесса, дочь фригийского царя, захваченная Аяксом во время одного из его набегов. расскажи:
С бою взятое брачное ложе любя,
Друг — Аякс необорный лелеет тебя, —
Все ты знаешь и можешь поведать.

Как рассказ поведу, как слова я найду?
Знай: несчастье случилось. Что смерть перед ним?
Этой ночью, безумьем нежданным объят,
Достославный себя опозорил Аякс.
220 Сам взгляни — ты увидишь под сенью шатра
Груды залитых кровью, растерзанных жертв, —
Туши павших от длани Аякса.

О, весть плачевная! О, доблестный Аякс!
Не доверять — нельзя, перенести — нет сил…
Знатные в стане аргивяне слух повторяют,
Голос народа молву разносит.
Горе! Страшен мне день грядущий.
Нет сомненья: погибнет славный —
Мечом своим почернелым,
230 Дланью своей безумной
Быков убивший
И верховых
Сразивший пастухов.

Увы!.. Потом… потом он привел
С собой захваченные стада.
Одних зверей душил, повалив,
Других рвал надвое, брюхо вспоров,
Двух белых баранов схватил — одного
Обезглавил вмиг, и отсек язык,
240 И прочь отшвырнул.
Другого в шатре к столбу привязал
И, привязь конскую взяв, скрутил
И сечь стал звонким двойным бичом,
Ругаясь дурно, — не люди, но бог
Внушал те речи безумцу.

Как видно, нам пора иль головы накрыть
Да незаметно прочь бежать от здешних мест,
Иль на скамью корабельную сесть и, схватившись
За быстрые весла, судно погнать
250 По простору широкого моря…
Нам расправа грозит от Атридов
Двоедержавных… Страшно
С ним вместе принять страданье!
Побьют и нас
Камнями с ним,
Чей необорен рок!

Прошло… Затих, как порывистый Нот [14] Нот — божество южного ветра. …
Нет больше молний… Разум вернулся, —
Но скорбью он новой теперь томим.
260 Смотреть в себя, зреть муки свои,
Зная, что сам ты виновник мук, —
Вот истинное страданье.

Покой, конечно, принесет отраду:
Не столь томит минувшая беда.

Будь выбор у тебя, что ты избрал бы:
Знать радости ценой страданья близких
Иль с близкими страдать и самому?

Двойная мука хуже, госпожа.

Но муки нет, и все же мы несчастны.

270 Что говоришь? Тебя не понял я.

Аякс — доколе пребывал в безумье —
Сам услаждался бедствием своим,
А я была в рассудке и страдала.
Теперь, когда он стих, придя в себя, —
Томиться начал тягостною скорбью,
И я — не меньше прежнего, с ним вместе.
Не вдвое ль эта мука тяжелей?

Согласен и боюсь: не бог ли некий
Его разит, — когда покой желанный
280 Не сладостней ему, чем злой недуг?

Ты верно судишь: так оно и есть.

С чего же началась беда лихая?
Скажи — ведь мы с тобой страдаем тоже.

Узнайте же, коль делите с ним горе…
В полночный час, когда уже погасли
Вечерние огни, взяв меч двуострый,
Он устремился вон, без всякой цели.
А я — его бранить: что ты надумал,
Аякс? Куда стремишься ночью? — вестник
290 Тебя не звал, не слышно было звука
Военных труб… сейчас все войско спит…
А он в ответ обычные слова:
— Жена! Молчанье — украшенье женщин!.. —
Замолкла я — он выбежал один.
Не знаю, что творилось там, снаружи, —
Он возвратился, связанных ведя
Коров, собак-овчарок — всю добычу
Косматую!.. Тех обезглавил, этих
Передушил, им брюхо распоров,
300 Других связал и сечь стал, как людей,
А бил он скот!.. Потом из двери вышел
И там, заговорив с незримой тенью,
Стал поносить Атридов, Одиссея —
И громким смехом месть торжествовал.
Потом ворвался вновь в шатер, и тут
К нему помалу возвратился разум.
Он оглядел шатер, всю мерзость в нем,
Схватился за голову, завопил,
Сел на останки перебитых жертв
310 И, в волосы себе вцепясь, ногтями
Их рвал. Так долго он сидел… Потом
Стал угрожать мне страшными словами,
Коль я не разъясню, что приключилось,
И спрашивал, что делается с ним.
Я, милые, в тот миг перепугалась —
И рассказала все, что только знала.
И тотчас он так жалко застонал,
Как не стонал при мне еще ни разу.
Он говорил, бывало, что у трусов,
320 У малодушных стон такой, — а сам
Все продолжал стонать, негромко, глухо —
Мычал, как бык… В отчаянье глубоком
Он и сейчас. И не пил и не ел,
Лежит, безмолвный, посреди животных,
Которых сам мечом своим сразил…
И ясно по словам его и воплям:
Недоброе замыслил он… Войдите ж,
Друзья мои, — затем я и пришла, —
И помогите, ежели вы в силах:
330 Таких, как он, речь друга покорит.

Текмесса, Телевтанта дочь, ужасен
Рассказ твой: он сошел с ума от горя.

(за сценой)

Увы! Увы мне!

Ему как будто хуже… Или вы
Не слышите, что на крик он кричит?

(за сценой)

Увы! Увы мне!

Что с ним? Он бредит?.. Или память вновь
Томит его той мукой неотступной?

(за сценой)

Увы! О, сын мой, сын!

340 О, горе!.. Еврисак, тебя он кличет…
Что он задумал?.. Где ты?.. Горе мне!

(за сценой)

Зову и Тевкра [15] Тевкр — сын Теламона и Гесионы, сводный брат Аякса, лучший стрелок из лука в ахейском войске. … Где же Тевкр? Добычу
Все грабит безо времени?.. Я гибну…

Нет, он в своем уме… Откройте дверь:
Меня он устыдится, может быть.

Сейчас приотворю, и ты увидишь,
Что натворил он и каков он сам.