Окассен и Николет

— Что мне делать в раю? Я совсем не желаю туда идти; мне нужна Николет, моя нежная подруга, которую я так люблю. Ведь в рай идут только те люди, которых я вам сейчас назову. Туда идут старые попы, убогие и калеки, которые день и ночь томятся у алтарей и старых склепов, и те, кто ходит в лохмотьях, истрепанных капюшонах, и те, которые босы и наги и оборваны, кто умирает от голода, холода, жажды и всяких лишений. Все они идут в рай, но мне с ними там нечего делать. Я хочу попасть в ад, куда идут добрые ученые и прекрасные рыцари, погибшие на турнирах или в славных войнах, и хорошие воины, и свободные люди. С ними хочу быть и я. Туда же идут и нежные, благородные дамы, у которых два или три возлюбленных, кроме их собственного мужа; идет туда золото, серебро и цветные меха; идут туда музыканты и жонглеры и короли мира. С ними хочу быть и я, пусть только Николет, моя нежная подруга, будет со мною.

— Напрасно вы все это говорите, — ответил виконт, — вы больше ее никогда не увидите. А если бы с ней поговорили и отец ваш узнал об этом, он бы сжег и ее, и меня в огне, да и вам самому было бы чего бояться.

— Тяжко мне это, — сказал Окассен и, печальный, ушел от виконта.

Здесь поется:

Говорят, рассказывают и повествуют:

Пока Окассен сидел у себя в комнате и скорбел о Николет, своей подруге, граф Бугар Валенсский продолжал вести войну. Он созвал своих людей, конных и пеших, и отправился к замку, чтобы осадить его. И поднялся шум и крик, рыцари и воины вооружаются и бегут к стенам и воротам замка, чтобы защищать его, а горожане взбираются на зубцы стен и бросают оттуда острые камни и колья.

В самый разгар осады граф Гарен пришел в комнату, где Окассен плакал и скорбел о своей подруге Николет, которую он так любил.

— Жалкий и несчастный сын, — сказал он ему, — как ты можешь спокойно смотреть, что твой замок, самый крепкий и лучший из всех, осажден врагами? Если ты его потеряешь, ты лишишься своего наследства. Сын мой, возьми оружие, садись на коня, защищай свою землю, помогай своим подданным, иди в битву. Если даже ты не будешь сам разить врагов и отражать удары, они все-таки воодушевятся, увидев тебя рядом, и станут лучше защищать свою жизнь и имущество и нашу с тобою землю. Ты такой большой и сильный, ты это можешь сделать, да ведь это и долг твой.

— Отец, — ответил Окассен, — что вы такое говорите? Пусть Бог не даст мне того, о чем я прошу его, если я стану рыцарем, сяду на коня и пойду в сражение, чтобы разить врагов и отражать удары, а вы мне не дадите Николет, мою нежную подругу, которую я так люблю.

— Сын мой, — ответил отец, — этого быть не может. Пусть буду я лучше совсем разорен, пусть потеряю все, что имею, чем видеть ее твоей женою и подругой.

Он хотел уйти. Но Окассен, видя это, позвал его снова.

— Отец, — сказал он, — подождите, я хочу вам предложить хороший договор.

— Какой же, сын мой?

— Я вооружусь, пойду в битву с тем условием, что, если Бог меня сохранит целый и невредимым, вы позволите мне увидеть Николет, мою нежную подругу, так, чтобы я мог сказать ей два-три слова и хоть один разок ее поцеловать.

— Я согласен на это, — ответил граф.

Он подтвердил свое обещание, и Окассен исполнился радости.

Здесь поется:

Говорят, рассказывают и повествуют:

Окассен вооружился и сел на коня, как вы уже слышали. Бог мой! Как ему пристали щит и шлем и меч на левом боку! Какой он высокий, стройный и красивый молодец; какой он сильный, и как благородна его осанка! А конь под ним крепкий и быстрый, и направил его рыцарь прямо в ворота.

Не думайте, однако, что он собирался уводить быков, коров, коз или разить врагов и отражать удары. Ничуть не бывало! Даже не вспомнил он об этом. Он так был погружен в мечты о Николет, своей нежной подруге, что забыл о поводьях и о том, что должен делать. А конь его, почуяв шпоры, пронесся с ним через толпу и бросился в самую гущу врагов. И тут со всех сторон протянули они к нему руки, отняли у него щит и копье и повели его, как пленника. Они шли и говорили уже о том, какою смертью его заставят умереть. И когда услышал это Окассен, он воскликнул:

— Господи милосердный! Неужели же это меня так ведут мои смертельные враги и собираются отрубить мне голову? Но ведь если они мне срубят голову, я уже никогда не буду говорить с Николет, нежной подругой, которую я так люблю. А у меня в руках есть еще добрый меч, да и конь подо мною неплохой! Попробую-ка я от них отбиться, и если Бог меня любит, он им не станет помогать.

Он был здоровый и сильный молодец, а конь под ним быстрый. Выхватил он меч и давай рубить направо и налево, разрубая шлемы и забрала, плечи и руки, и образовалась вокруг него такая свалка, как вокруг кабана, когда его настигают в лесу собаки. И убил он таким образом десять рыцарей да еще ранил семерых, вырвался из толпы врагов и поскакал обратно в город с мечом в руке.

Граф Бугар Валенсский, услыхав, что хотят вешать Окассена, его врата, поехал навстречу. Окассен его узнал, в руке его был меч, он ударил им графа по шлему и ушиб ему голову так, что тот, оглушенный, упал на землю. Окассен протянул руки и потащил его, держа за шлем, к своему отцу.

— Отец, — сказал он, — вот враг ваш, который столько с вами воевал и, вредил вам. Двадцать лет длилась эта война, и ни один человек не мог ее закончить.

— Сын мой милый, — ответил граф Гарен, — вот какие молодые подвиги должен ты совершать, а не мечтать о глупостях.

— Отец, — ответил на это Окассен, — оставьте ваши проповеди, а лучше исполняйте ваше обещание.

— Что такое? Какое обещание, сын мой?

— Как, отец, или вы позабыли? Клянусь головою своею, кто бы ни забыл, а уж я-то хорошо его помню, — так глубоко оно запало мне в сердце. Ведь вы обещали мне, когда я вооружался и шел на бой, что, если Бог сохранит меня целым н невредимым, то вы позволите мне повидать Николет, мою нежную подругу, так чтобы я мог сказать ей два или три слова и хоть раз один ее поцеловать. Вы в этом мне поклялись, и теперь я хочу, чтобы вы исполнили вашу клятву.