Окассен и Николет

— Я? — сказал отец. — Пусть Бог меня покинет, если я исполню такое обещание. А если бы она была здесь, я бы ее сжег в огне, да и вам самому было бы чего бояться.

— И это все, что вы мне скажете?

— Видит Бог, да, — ответил отец.

— Нечего и говорить, очень грустно мне, что человек вашего возраста лжет. Граф Валенсский, — сказал Окассен, — я вас взял в плен, не так ли?

— Так, господин мой, — ответил граф.

— Так дайте мне на том руку.

— Охотно, господин мой.

И он подал Окассену руку.

— Дайте мне клятву, — продолжал Окассен, — что, пока вы живете, вы будете вредить моему отцу, позорить его и разрушать его владения, сколько у вас хватит сил.

— Ради Бога, господин мой, не шутите со мною, а лучше назначьте мне выкуп. Сколько бы вы у меня ни попросили золота и серебра, скакунов и вьючных коней, цветных мехов, собак или птиц, — я вам все отдам.

— Как, — возразил Окассен, — разве вы не знаете, что вы мой пленник?

— Знаю, господин мой, — ответил граф.

— Бог свидетель, если вы не поклянетесь мне в том, о чем я прошу, с вас слетит голова!

— Боже меня сохрани, — ответил тот, — я поклянусь вам в чем угодно.

Граф Бугар дал клятву, и Окассен посадил его на коня, сам сел на другого и проводил его до тех пор, пока он не был в безопасности.

Здесь поется:

Говорят, рассказывают и повествуют:

Окассен был заключен в темницу, как вы уже слышали, а Николет сидела взаперти в комнате. Это было летом, в мае месяце, когда дни стоят теплые, долгие и ясные, а ночи тихи и прозрачны.

Однажды ночью Николет лежала в своей постели, и увидела она, что луна светит в окошко, услышала, что в саду поет соловей. Вспомнила она об Окассене, своем милом друге, которого она так любила. И стала она думать о графе Гарене Бокерском, который смертельно ее ненавидел, и решила, что им за что больше здесь не останется. Ведь если бы ее кто-нибудь выдал и граф Гарен узнал, где она, он бы предал ее злой смерти.

Услыхав, что старушка, которая была, с нею, заснула, она встала, надела красивый шелковый блио, потом взяла простыни и полотенца, связала их вместе и сделала из них веревку, такую длинную, как только могла. Привязала ее к подоконнику и спустилась вниз в сад.

Она подобрала свои одежды, одной рукой спереди, а другою сзади, и пошла через сад по траве, обильно смоченной росою. Волосы у нее были светлые, в пышных кудрях, глаза ясные и веселые, продолговатое лицо, прямой и тонкий нос, а губы алее, чем вишня или роза летнею порою, зубы мелкие и белые, а упругие груди приподнимали ее одежду, как два маленьких волошских ореха. Она была стройна в бедрах, и стан ее можно было охватить пальцами.

Цветы маргариток, которые она топтала своими ножками и которые ложились под ее стопами, казались совсем черными по сравнению с ними, — так бела была эта девушка.

Она подошла к калитке, открыла ее и пошла по улицам Бокера, держась в тени, так как луна светила очень ярко, и шла она до тех пор, пока не достигла башни, где сидел ее друг. Башня эта была местами в трещинах; она прислонилась к одному из столбов, плотно завернулась в свой плащ, просунула голову в одну из расселин башни, старой и ветхой, и услышала, как скорбел и плакал Окассен, сожалея оставленную подругу свою, которую он так любил. Когда она его выслушала, она начала говорить сама.

Здесь поется:

Говорят, рассказывают и повествуют:

Когда Окассен услыхал, что Николет собирается бежать в чужие края, очень он рассердился.

— Милая подруга моя, — сказал он, — вы никуда не уйдете отсюда, потому что иначе я умру. Первый, кто вас увидит, если только сможет, овладеет вами, положит вас в свою постель, сделает своей любовницей. И если вы ляжете в чью-либо постель, кроме моей, не думайте, что я буду ждать, пока найдется нож, которым я могу ударить себя в сердце и убить. Нет, в самом деле, долго ждать я не буду, и, если издали увижу крепкий камень или каменную стену, я разобью об него свою голову, так что глаза выскочат и мозги вывалятся наружу. Лучше уж умереть такою жестокою смертью, чем узнать, что вы лежали в чьей-либо постели, кроме моей.

— Ах, — молвила она, — я никогда не думала, что вы меня так сильно любите, но я-то вас люблю еще больше, чем вы меня.

— Увы, — ответил Окассен, — друг мой нежный, не может этого быть, чтобы вы любили меня так, как я вас. Женщина не может так любить мужчину, как он ее. Ведь любовь женщины живет в ее глазах, в кончиках грудей и в пальцах ног, а любовь мужчины заключена в его сердце, откуда она уйти не может.

Пока Окассен и Николет так разговаривали, городская стража внезапно появилась на улице; под плащом у стражников были спрятаны обнаженные мечи. Ибо граф Гарен приказал им, если они встретят Николет, схватить ее и убить.

А сторож на башне видел, как они шли, и слышал, как они говорили между собою о Николет и грозили убить ее.

"Боже, — сказал он себе, — как будет жалко, если они убьют эту славную девушку! Будет добрым делом предупредить ее так, чтобы они не заметили, и помочь ей спастись от них. Иначе они ведь убьют ее, и от этого умрет Окассен, мой молодой господин, а это будет большая беда".