Николай-Христофор Радзивилл - Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

Но и кроме разъединения, нельзя было в ту пору христианским западным державам побороть Турцию и сломить могущество Порты, потому что они не могли выставить против нее крепкого и истинного нравственного начала. Христианство, во имя коего предпринимали они свое вооружение и призывали к оружию, было в устах их словом лицемерным, без действительного значения: в действительности оно означало ту же власть меча и грубого насилия, то же начало, которого держалась Порта. Оно означало безусловное насильственное владычество римского католичества и иезуитов с отрицанием всякого иного верования и всякой свободы совести; в этом смысле замена власти Солимана, Селима, Амурата, властью Карла, Фердинанда, Филиппа или тех малых венгерских, трансильванских, молдавских тиранов, которые превосходили самых турок и зверским варварством, и диким сластолюбием, и необузданностью самовластия, — не принесло бы освобождения ни прикарпатскому, ни прибалканскому краю, а угрожало тамошнему населению игом еще тяжелее и несноснее турецкого. В этом смысле и ввиду ныне происходящих событий едва ли кто, кроме крайних латинян, пожалеет о том, что не удались задуманные в XVI столетии планы завоевания Константинополя и изгнания турок из Европы.

В современных известиях европейских дипломатов и путешественников о Турции нередко встречаются горькие сожаления о христианских обычаях и нравах, сравнительно с турецкими. Во внутренней политике турецкое правительство, без сомнения, было несравненно более, чем христианское, благоприятно для свободы верования: в Турции почти не слышно было о поголовных гонениях за веру, в то время когда в Италии и в Испании тысячи и десятки тысяч людей погибали в ужасах междоусобной религиозной войны и в страшных казнях инквизиции; из рассказа Вратиславова видно, что во многих турецких городах оставалось значительное число христианских церквей всякого исповедания (в Константинополе считалось их тогда свыше 400), тогда как под католической властью считалось безбожным делом и великим преступлением допущение хотя бы одного протестантского храма в городе; и Фердинанд австрийский под страхом смертной казни запрещал протестантское богослужение во всех своих владениях. Венецианский посланник Тревизано пишет в 1554 году: «Поистине следует признать, что в турках видно более живого духа веры и страха Божия, нежели в христианах. При каждом случае, в счастье и в несчастье хвалят они величие Божие и все дела свои начинают во имя Того, от благости коего исходит всякое благо в делах человеческих». Один из товарищей Вратиславовой неволи аптекарь Зейдель пишет: «Сожаления достойно, что между нами, христианами, так мало видится страха Божия и любви христианской и распространяются такие страшные и скверные пороки, что и описывать их совестно. Но я должен отдать туркам справедливость, что на походе и в лагере они живут и держат себя гораздо благочестивее в своей вере, богобоязливее, умереннее, тише и вообще гораздо лучше, нежели наши. Сам я испытал и видел, бывши с ними на походе целых 5 месяцев, какой у них добрый порядок и повиновение». Было еще важное преимущество государственной турецкой политики, о котором не раз отзываются современники с удивлением и похвалой, — это необыкновенное искусство и внимательная забота в воспитании и приготовлении способных людей для главнейшей государственной их цели, т. е. для военного дела: этому искусству, по мнению многих, турки обязаны были своим военным превосходством над христианскими державами. «Сколько раз, — говорит посланник императора Фердинанда Бусбек, — приходилось мне горько сожалеть, что наши нравы и обычаи в одном отношении не похожи на турецкие. У турок есть такое свойство, что, когда достанут способного, талантливого человека, они радуются тому, точно великой драгоценности, и тотчас прилагают, ничего не щадя, всю заботу и всевозможное старание к его воспитанию, особливо когда считают его способным для воинского дела. А мы поступаем совсем иначе. Мы радуемся разве, когда попадется нам красивая собака, хороший сокол, статная лошадь, и подлинно не щадим тогда никаких забот, чтобы ухаживать за ними, выхолить их до возможного совершенства. А о человеке с особенным талантом нет у нас большой заботы; мы и не думаем, как бы воспитать его. Без сомнения, приятно и полезно иметь хорошее, выдрессированное животное; но человек неизмеримо выше всякого скота. Турки понимают это и считают за первое благо и счастье — человека, хорошо воспитанного и приготовленного к своему званию». Известно, что основная сила турецкого войска и самого государственного управления заключалась в корпусе янычар, который наполнялся из лучших, отборных сил местного христианского населения путем самого тщательного воспитания в особо устроенных государственных воспитательных учреждениях.

С тех пор прошло без малого три столетия. Военный стан, составлявший всю силу и крепость государственного устройства оттоманской Порты, давно уже распался. Вместе с тем исчезли или потеряли значение все положительные качества мусульманского управления, дававшие ему относительную цену в XVI столетии. Остались одни отрицательные его качества — продажность, хищничество, жестокость высших и нижних чиновников; к ним присоединилась и усилила их язва сластолюбия, роскоши и лживых форм, привитая Турции европейскими ее цивилизаторами. Остались еще, ввиду разложившегося политического организма Турции, враждующие, своекорыстные «интересы» западных европейских держав, задерживающие освобождение нового, молодого, вырастающего в силу племени из-под тяжкого и бессмысленного ига. И через три столетия по-прежнему мы видим, что и в диване, и в походном стане турецком пребывают, под видом друзей и советников, послы французский и английский и «своего прибытка смотрят», лукаво мудрствуя об интересах Европы и о поддержании беззаконной хищнической власти над несчастными племенами и народами православного Востока.

Лета Господня тысяча пятьсот девяносто первого отдали меня, Вацлава Вратислава из Дмитровичей, родные мои пану Фридриху Креквицу, чтобы я познакомился с чужими краями и особливо узнал бы восточные окраины. Креквиц послан был от его милости римского цесаря Рудольфа II великим послом к цесарю турецкому султану Амурату III в Константинополь с нарочными дарами для самого цесаря турецкого, равно и для пашей его и урядников. Несколько месяцев ждали мы в городе Вене, пока привезены были из Аугсбурга драгоценности, часы и иные знатные подарки. Затем стал господин посол снаряжать корабли, на которых надо было идти нам до Коморна, и приготовлять себе все нужное для путешествия.