Николай-Христофор Радзивилл - Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

21-го числа рано прошли мы Карловиц, на правом берегу Дуная: большое местечко, и в нем две христианские церкви греческого закона, а третья — католического. На левом берегу видели мы Титель, город, как нам сказывали, прекрасный, с замком на горе. Потом шли мимо Селемка: стоят на превысокой горе почти все развалины; только иные старые башни еще держатся. Подле того разоренного замка есть местечко, окруженное стеной, со множеством башен, и некоторые еще не разрушены. Напротив того местечка, по левую руку, течет река Тисса чрез Седмиградскую землю в Венгрию и в Дунай впадает.

22-го числа на рассвете увидели мы по правую руку на Дунае местечко Семен; а невдалеке оттуда показался Белград, с той стороны, с которой впадают в Дунай реки Тисса и Драва, и Белград лежит в том месте, где река Свина, или Сава, соединяется с Дунаем. Тут в крайнем углу предгорья стоит старый город древнего строения, огражден двумя стенами и многими башнями; с двух сторон к нему текут те реки, о которых выше помянуто. На той стороне города, к твердой земле, на возвышении стоит прекрасный замок со множеством высоких башен, сложен весь из тесаного камня. Предместье пространное, и в нем множество домов, а живут разные народы: турки, греки, жиды, угры, далматы, седмиградчане и иные. Так и во всех почти землях турецких предместье бывает больше города и само кажется точно большой город. В этом городе нечего смотреть замечательного; только купеческий дом, в котором купцы имеют свои товарные склады; дом четвероугольный, весь покрыт оловом, устроен со сводами и склепами для сохранности товаров, а внутри галерея с кладовыми и лавками. В средине того дома площадка сделана, а в ней большой бассейн, в который течет жолобом вода через большой круглый камень, а на том камне высечена надпись: Qui crediderit et baptizatus fuerit salvus erit. Anno 1538. Кто веру имет и крестится, спасен будет. Есть еще в том городе примечательный дом, где христианские невольники продаются. Купцы христиане не имеют здесь нарочного храма, а все католики отправляют свое богослужение в одном доме и священника содержат на свой счет.

В замок не хотели всех пустить, и только видели мы на стенах множество пушек; однако по просьбе и ради подарков от пана посла пустили нас с дядей его и с одним чаусом в замок, только ничего замечательного не хотели нам показать; видели мы только, что укреплен он сильно и нелегко взять его. Турки, на памяти предков наших, непременно хотели и всячески усиливались добыть себе этот город и замок, сперва султан Амурат, потом Магомет, сын его, который завоевал Константинополь; только тогда венгры и крестовые рыцари удачно его обороняли, так что все усилия варварского народа остались втуне. Напоследок в 1520 г. султан Солиман в начале своего царствования обложил его с великим войском, и по случаю неспособности короля Людовика, бывшего тогда в малолетстве, да по несогласию и раздорам венгерских вельмож, которые сами стали ссориться и вести брань между собой, город и замок оставлены без защиты, не снабжены сильным войском, так что Солиман почти что без труда и нечаянно захватил его. Сюда потом, точно в отворенные ворота, и ринулось на Венгрию все то бедствие, которое ныне весь этот народ терпит. Тут в самом начале поражен насмерть венгерский король Людовик; подобным же образом взят главный город Будин, Седмиградская земля завоевана; Острехов и другие крепости взяты, королевство, бывшее прежде в великой славе, попало в неволю, соседние народы живут в великом страхе, а мы, несчастные чехи, через эту войну у венгерцев много потерпели бед и напастей; из-за этой войны в Венгрии несчетные суммы денег из земли нашей вышли, несчетное число знаменитых людей, наших милых братьев чехов, побито и осталось в Венгрии, и вся Венгерская земля того никак не стоит. Если же нам Господь Бог не пошлет свою чудесную помощь, страшно, как бы эти главные враги наши не утвердились сначала в Австрии, а потом и в нашей милой стороне, — от чего избави нас милостью своей, всесильный Боже! [1183]К тому же нет доброго согласия, истинной любви и верности между нами, оскудела правда в чехах, и доблести отцовские сгибли; если и есть такие, то очень мало их осталось. Кому же стать на защиту родной земли, чтобы чужие народы в нее не вторглись и не загубили бы наше славное Чешское королевство? Однако я уже слишком распространился об этом, пора вернуться к Белграду.

24-го числа, до отъезда нашего из Белграда, возникли неудовольствия между паном послом и капиджи-пашой, который к нам был приставлен, потому что он должен был по уговору снабжать нас достаточным продовольствием, но того не исполнял и дурно нас продовольствовал, а искал своего прибытка. По этому случаю хотел пан посол отправить ездового в Будин и паше на него пожаловаться; однако тот капиджи, зная вину свою и имея в таких делах хитрость, так устроил, что не могли мы и за большие деньги достать ездового. За это пан посол на него сильно гневался и грозил ему, что если он не станет лучше продовольствовать, то будет на него жаловаться при дворе турецкого цесаря. Этой угрозы испугался капиджи и обещал, что за все вознаградит нас и впредь будет доставлять нам доброе продовольствие.

В Белграде изготовили мы себе все, что нужно было для сухопутного путешествия, и 27 числа, снявши с кораблей венские наши повозки с конями, сели в те повозки и поехали сухим путем от Белграда в Константинополь. По левую сторону на дунайском берегу остался за нами замок Смедерево, где было некогда пребывание сербского деспота, и в тот же день мы приехали на первый ночлег в Исарлак, или Малую Полянку [1184].

28-го числа встретился нам по дороге новый чиновник паши будинского, называемый у турок дефтердаром. Должность его состоит в том, что он держит у себя денежную казну своего начальника и выдает по его приказу на нужные потребности. Ехало при нем несколько турок на конях, а за ним 5 молодцов, которые несли его копья и прочее оружие, потом верблюды, несколько мулов и повозка с его женами. К вечеру приехали в Великую Полянку и там первый раз имели ночлег в турецкой гостинице возле своих коней, так как в простейших гостиницах нет иных лучших покоев.

Здесь, кажется мне, у места сказать о тех турецких гостиницах, или караван-сераях, в которых мы по дороге останавливались: они достойны примечания. Это большое строение, больше в ширину, нежели в длину, и в середине устроено широкое ровное место, на котором проезжие люди складывают свою поклажу и ставят верблюдов и мулов своих. Вокруг этого места идет пристенок, вышиной около 3 футов, точно лавка приставлена к стенам, на которых держится все строение. Поделаны тут огнища и печи, на которых проезжие люди готовят себе кушанье, а от верблюдов, мулов и коней ничем иным они не отделены, только этим пристенком; да и коней своих привязывают они к пристенку так близко, что скотина тут же возле них держит свою морду и стоит перед своим господином, когда он греется или ужинает, точно служитель, готовый и на службу, и сама ест корм из дорожной посудины, так как нет у них тут устроенных ясель; так близко та скотина стоит к господину своему, что может прямо из рук у него брать хлеб, или яблоко, или иную пищу. На том пристенке проезжающие стелят себе постель таким образом: сперва кладут ковер, который берут с собой в дорогу для этой надобности, и привязывают на конь; потом на ковер стелят свой таламан, или сукню, вместо подушки кладут конское седло под голову, а длинной подбитой сукней, в которой обыкновенно ходят и ездят, покрываются на ночь, вместо одеяла. Уложившись таким способом, спят так любо, что никаких пуховиков не нужно. Ничего тут не бывает тайного, все делается въявь, и разве кто пользуется ночной тьмой, когда хочет укрыться от чужих очей.