Джером Горсей - Записки о России. XVI — начало XVII в.

Далее, во время переговоров, пользуясь хорошим приемом, я мог иметь доступ к князю в любое время по особой любви и милости его ко мне, оказываемой на протяжении долгих лет, я использовал расположение ко мне следующим образом: добился милости для многих опальных, свободы для пленников, прощения для преступных, помилование и жизнь для многих осужденных, освобождение от податей и налогов, возложенных на монастыри, города и села, [обязанные поставлять] солдат, лошадей, снабжение и деньги, [выхлопотал] сохранение их привилегий и пожалований. В целом во всех моих просьбах я не меньше был готов просить, чем князь — жаловать. Переговоры были окончены, и подошло время моего отъезда. Получив письма царя и богатые царские подарки ее величеству, я отправился в полном соответствии с приемом, мне оказанным как царем, князем, так и всеми другими князьями и знатью, в таком почете и славе, какие не оказывались никакому другому посланнику, эта церемония уже есть в кратком описании, приложенном к [записке о] коронации царя, поэтому я не буду писать здесь об этом [428].

Когда я прибыл ко двору, находившемуся тогда в Ричмонде, ее величеству было угодно милостиво принять отчет об этом моем поручении, такой же королевский прием был оказан королевой привезенным привилегиям и царским подаркам. Эти привилегии были пожалованы ее величеством известной компании купцов и всем торгующим в тех краях с ее королевским повелением разумно ими пользоваться и охранять их как чрезвычайно важные, а меня щедро наградить за старания и путешествия.

Возможно будет интересно [читателю] узнать стиль и способ их [русских] письма, поэтому, я думаю, будет хорошо, если я приведу текст одного или двух писем ко мне от князя.

«От Бориса Федоровича, по воле бога правителя всея Руси, главного наместника царств Казани и Астрахани, главнокомандующего всеми военными силами, государя провинции Вага и других, к моему почтенному другу Джерому, сыну Уильяма, дворянину. Будь здрав, мой добрый Джером, и счастлив, дай бог, чтобы мы услышали, что ты и впредь в добром здравии и благополучии. Благодарю господа за мое здоровье! В том, о чем мы беседовали прошлый раз, на Троицу, я не сомневаюсь, но ты должен обдумать это и быть осторожным с Робертом [429] ; если он собирается, то пусть приезжает, если знает свое дело, так и скажи ему. Мою милость и расположение ты узнаешь в посланном тебе с Иваном Волковым [430] знаке внимания: сорок соболей на шубу. И от меня тебе, сыну Уильяма [431] , низкий поклон» [432].

По поручению царя писано канцлером (Chancelore)

«От царя, повелителя и великого князя Федора Ивановича всея Руси и проч., поручение или приказ тебе, наместнику князю (duke) Василию Андреевичу Звенигородскому (Ivenogorodskoyj) [433]. От нас, государя и великого князя и от правителя Бориса Федоровича, отправлен с письмами и подарками королеве Елизавете Джером сын Уильяма, дворянин. И когда он прибудет в вашу крепость и город Холмогоры, приказываем принять его с честью, чтобы он имел всякое довольствие и все ему нужное; достойно принять, уважать и почитать вперед других иноземцев; а царские припасы и провизия посланы с капитаном Савлуком (Sablok) и такие же — от Бориса Федоровича — с Кузминым (CusmenJ для посланника королевы английской Елизаветы дворянину Джерому сыну Уильяма» [434].

Письмо от князя-протектора, посланное мне через м-ра Фрэнсиса Черри, одного из Московской компании

«От Бориса Федоровича Годунова, наместника всея Руси и царств Казани и Астрахани, главного советника, конюшего, князя Ваги и проч., тебе, Джерому, сыну Уильяма, дворянину, низкий поклон. Будь здрав, мой добрый Джером. Даю знать, что королева Елизавета Английская, ее приближенные и знатные люди написали ко мне письма, самые неприятные и нелестные, меня в них причислили к дьякам (chauncelere,), что является немалым принижением моего княжеского положения и чести, тебе известных. Это очень прискорбно. В тех же письмах написано, что я не покровительствую купцам королевы, а допустил неуважение и оскорбления их от всякого люда. Поэтому я призываю спросить тебя, Джером, знающего, как я защищал их ради королевы Елизаветы и, ценя ее расположение и доброту, просил царя за них. Через мое посредничество им пожалованы широкие привилегии, нигде в государстве, согласно этим грамотам, с них не будут взиматься никакие налоги, чего никогда до этого не было. Я добился милости для Роберта, прощена его вина, объявлена великая милость во всех местах; приказал заплатить их сомнительные долги и много других милостей последовало, что тебе, мой дорогой Джером, хорошо известно. Я не отвечал королеве и вельможам на их письма это время из-за неудовольствия; но, бог свидетель, я хочу написать им все, что думаю, и то, каковы мои любовь и дружба к королеве Елизавете и ее подданным. Между тем посылаю тебе, мой добрый друг, в знак продолжения моего расположения, через Фрэнсиса Черри пару соболей и кусок золототканой парчи, чтобы ты, по моему желанию, носил их за мое здоровье» [435].

Я получал разные другие письма от казначея, канцлера и от других знатных людей, показывающие, какой промах допустили те из знатных англичан, которые писали о таком высокопоставленном лице, как князь [Годунов], как о любом другом, прося меня уладить недовольство, вызванное тем, что это плохо воспринято.

Мой ответ на письмо князя, по их обычаю писания ответов:

«Славный князь и благороднейший лорд Борис Федорович, Джером сын Уильяма Горсей бьет челом Вашей милости перед лицом всего света. Дай бог Вам, благороднейший лорд, здоровья и благополучия на многие лета. Вашей милости письма пришли ко мне в руки, они говорят о великом недовольстве, возникшем от ее величества королевских советников из-за недостаточного уважения в их письмах к Вашей высокой особе, а также из-за непризнания ими той великой милости, которую Вы оказываете подданным ее величества. Одно, благороднейший князь, случилось из-за незнания, другое — по недостатку данных, их высочества, в то время, когда писали письма, не знали о высоком положении, которое занимает Ваша милость и о бесценной поддержке, которую Вы оказываете, не было никого, кто мог бы им это объяснить. Второе случилось по недоразумению, иначе Ваше высочество могло бы справедливо осудить меня за непростительную вину. Поскольку это очень важно, я доверительно уведомил в своих письмах прошлой зимы, адресованных высоким лордам Королевского совета, не только о том, что богом Вам вручено управление, но и о том, что только благодаря Вам столь широкие привилегии были пожалованы купцам ее величества, а Ваше расположение к ним проявлялось также самыми разными путями. Эти письма, увы, в последнюю пасху потонули в море вместе с кораблем, грамотами и всем. Поэтому прошу терпения, благороднейший князь, не допустите Ваше милостивое расположение превратиться в гневное недовольство. С Вашей княжеской мудростью простите эту невольную вину ради меня, который познал столько Ваших милостей, положитесь на мою обязательную заботу, и Ваше княжеское ожидание будет удовлетворено. Приношу нижайшую благодарность за Ваш почетный подарок, посланный мне, я буду носить его за Ваше здоровье. Князь Василий относился ко мне с уважением и почтением, Уильям и Джон, главные агенты королевских купцов, поручили мне просить Вас, пока я буду отсутствовать, быть милостивым к ним; от них подношу Вашей милости пестрого боевого буйвола, 12 бульдогов, двух львов, три своры борзых и три пары другой хорошей породы. Господь да хранит Ваше высочество, благороднейший князь, с милосердием» [436].