Якопо Саннадзаро - Аркадия

Отныне буду чужд людских бесед я,

Ничто мне сердца больше не возрадует.

Там, в чащах, не оставлю ни утеса

Без надписи „Филлида“, чтоб заплакал

Пастух, по случаю туда заведший стадо.

И если дровосек иль земледелец

Меня услышит в дебрях, где томлюсь я,

Пускай замрет, печалью пораженный.

Но к вам я часто буду возвращаться,

Места, для сердца милые когда-то,

Не находя, куда в слезах укрыться.

О Кумы с Байей [359], с теплыми ключами,

Отныне, слыша, кто вас с лаской кличет,

Во мне дрожать и плакать будет сердце.

Ведь хочет смерть, чтоб, жизнь возненавидев,

Я, как корова о теленке отнятом,

Ходил, мыча богам, земле и людям.

Лукрин с Аверном увидав, и Тритолу,

Как не сойти, вздыхая, в тень долины,

Что еще носит прозвище мечты моей [360].

Там будто след невидимый оставила

Священная стопа, замедлив некогда

На голос мой, по-юношески ломкий.

И, может быть, цветы, когда-то милые

Пробудят вновь к возвышенному зренью,

Которым беспечально услаждался я.

Но как воззрю на жаркие, на дымные

Холмы, где грудь Вулкана пышет серою,

Чтоб очи не наполнились слезами?

Где бурная вода в Залив ввергается,

Где к небу жерло страшное зияет,

Где тяжкий запах серный разливается,

Там, кажется, небесный образ вижу я:

Она сидит над паром – и с отрадою

К стихам моим склоняет слух внимательный [361].

О дни, что обратились в плач и вопли!

Живую где любил, там кличу мертвую,

Ищу ее следов и все брожу по ним.

Днем непрестанно зрю ее в уме своем,

В ночи взываю воплями великими,

На землю тщетно силясь низвести ее.

Мне острие, чтоб сам себя пронзил я,

В ночи в глазах ее прекрасных грезится:

„Вот прекращенье слез твоих горючих“.

Покуда сон мне быть с ней позволяет,

Я б мог змею разжалобить – столь жаркие

Из гру́ди моей рвутся воздыханья.

Ни гриф в стране у аримаспов [362]лютый

Не жил когда, чтобы, терпя такое, он

Не пожелал иметь из яшмы сердце.

На локоть опершись, лежу и вижу:

Она идет сияя, словно солнце,

И не стыжусь тогда вослед кричать ей:

„Как бык в лесу с отбитыми рогами [363],

Как голая лоза без сладкой грозди,

Так без тебя я нищ и бесполезен!“»

Суммонций

Как может быть, чтоб в сердце впечатлелись

Столь неисходно страсти по ушедшей,

Огнем погасшим чувства разжигая?

Хоть зверь жестокий, хоть бездушный камень

Не отзовется ль трепетом утробным

На скорбный звук сей песни благородной?

Барциний

И кажется, что небо растворится,

Коль, мучим состраданьем и любовью,

Услышишь цитры жалобные звоны;

Когда «Филлида!» – возглашают струны,

«Филлида!» – вторят скалы, лес: «Филлида!» —

Иных мелодий сердце не вмещает.

Суммонций

Скажи, неужто стольких слез потоками

Не умягчилась ни на миг тюрьма несытая

С ее тюремщицами, лютыми богинями?

Барциний

Кричал он: «а́тропо жестокая, могла б ты дни

Продлить Филлиде? О Клото́! О Ла́хесис! [364]

О пощадите хоть меня, на волю выпустив!» [365]

Суммонций

Пусть скот в лесах шатается от голода,

Пусть лист на ветках, на земле трава увянет —

Вовек неумолимо небо гордое.

Барциний

Представь, как лебеди и совы рядом кружат,

Когда он к жаворонку в небесах воскликнет,

А тот ему откликнется, рыдая;

Когда он на рассвете восклицает:

«Зачем спешишь с восходом, солнце злое?

Что́ мне твой свет, коль нет ее со мною?

Вернись назад, чтоб мог пасти, как прежде,

Я средь лесов стада́. Зачем терзаюсь я?

Иль чтоб хулить тебя все с горшим гневом?

Пусть ты и гонишь ночь своим приходом,

Но не хочу, чтоб яркий луч сушил мне

Глаза, ко тьме привычные и плачу.

Куда ни гляну, небо почернело:

Коль мое солнце свет иному дарит миру,

Мне выходить из тьмы не подобает!

Как бык, в тени жующий, почивает,

Я был когда-то; ныне – вон отброшен,

Как та лоза, которой негде виться.

То, говоря с собой и воздыхая,

Я слышу, лира шепчется печально:

„Впредь лавром, Мелисей, не увенчаюсь я“.

То вижу, как дрозды с вьюрками вьются

Над соловьем моим, что кличет щебетом:

„О, плачьте вы со мною, мирты с лозами!“

То слышу, ворон каркает с утеса:

„Покрыть хватило б этих слез пучиною

Капрею, Искью, Атеней, Мисен и Про́чиду!“ [366]

У твоей груди выросшая горлинка

С сухой ольхи взывает, о Филлида

(А на зеленой век уж не гнездиться ей):

„Холодный ветер оголяет горы;

Пришла пора снегов и бурь, коровушки!

Где вам теперь найти ограду с кровом?“

Кто, слыша это, не вздохнет с печалью?

Мне кажется, быки мычат с укором:

„Твои стенанья небо помрачают“».

Суммонций

Как правы те, что силы не жалея,

Стремятся видеть Мелисея, ибо песнь его

Возжечь любовью может даже камни!

Барциний

А знаешь, этот бук, под чьей мы сенью,

Не раз такими сотрясался вздохами,

Как будто движутся меха кузнечные.

О Мелисей, и день и ночь тебе внимаю;

Столь утвердились твои трели и напевы

В моей груди, что и в тиши я слышу их.

Суммонций

Ах, если так, пиши за ним, Барциний,

Чтоб мы, читая все зарубки эти,

Сличали дерева́ по горьким жалобам.

Пиши, чтоб ветер утешал нас шелестом,

Чтоб вдаль летели каждый стих и слово,

Чтоб звон стоял до Портиков с Ресиною [367].

Барциний

Я видел, нес он ветку лавра со словами:

«Лавр, обнимись с прекрасною могилой,

Пока тружусь над зеленью простою.

Не хочет небо, чтобы воспевать престал я

Тебя, священная, но громче чтил и славил,

Чтоб похвала твоя не умолкала в сердце.

В моих стихах, и прежде небезвестных,

Пока я жив, среди людских селений

Да будет чтим твой памятник надгробный.

Придет с холмов тосканских и лигурских

Сонм пастухов сей уголок прославить

Лишь потому, что ты в нем пребывала.

Прочтут на камне четвероугольном

Слова, всечасно леденящие мне сердце, —

Какою болью грудь они сдавили мне! —

„Та, что всегда являлась Мелисею

Столь величаво-строгой, ныне тихо

Лежит, смиренная, под хладными камнями“».

Суммонций

Находишь эти строфы слишком звучными

Для смирных лоз? Однако верю, некогда

Раздуешь их, словно костер, дыханием.

Барциний

Суммонций, я на всех стволах пишу их,

И, так как слава их расходится все больше,

В края их рассылаю удаленные.

И знай, добьюсь, что Атесис с Тицином [368]

Так отзовутся, слыша Мелисея,

Что и Филлида жребий свой прославит.

Суммонций

Достоин был бы Мелисей жить вечно,

Любовь и мир с своей Филлидою имея;

Но кто законы неба переставит!

Барциний

Сюда, бывало, звал свою Филлиду;