Автор неизвестен - Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Арабов защитит
Их мусульманства щит,
Арабам не грозит,
Что поп вотрется к ним,
Смирен, как пилигрим.
А где у нас ограда,
Коль так попов мы чтим
Лишь из-за их наряда?
Но нынче посрамлен
Их черный легион:
Был Фридрих принужден
Поставить им заслон.

Кто ими охмурен,
Да будет упрежден:
Мерзавцев всех времен
Сей сброд затмить рожден!

Ну вот! Свободу я обрел.
Способен снова есть и спать,
Совсем забыв, что может, мол,
И в жар, и в дрожь любовь бросать.
И по ночам хожденье
Меня теперь уже не ждет:
Хоть писем мне никто не шлет,
Не чувствую томленья.
С игрою в кости кончен счет!
Не всё продул — и то везет!

Я новой радостью расцвел:
Не стал изменниц обличать
И вспоминать обид укол,
На гнев мужей негодовать,
Метаться в исступленье,
Скорбеть, что годы напролет
Любовь мне счастья не несет,
Что стал с тоски как тень я.
Нет! Искренность душа блюдет.
И в том — свобода из свобод.

Я ворох слов пустых отмел,
Что лучшей донны не сыскать,
Что свет еще не произвел
Других красавиц, ей под стать.
Не плачу ночь и день я,
Твердя, что рабство не гнетет
И мне всего наперечет
Милей сей цепи звенья.
Пусть донны знают наперед,
Что это все — наоборот.

Да тем, кто в плен к любви пошел,
Ужель наград пристало ждать?
Народный присудил глагол
Лишь победителей венчать.
Кто знал страстей волненье,
Желаний буйный хоровод,
Но их смирил,— уж верно, тот
Достойней восхищенья,
Чем лучший между воевод,
Что замки сотнями берет.

Противно свой позорить пол —
Метаться, млеть, молить, мечтать:
Кто все к слащавым стонам свел,
Тех надобно гадливо гнать!
Я не меняю мненья:
Честь тем, кто честь за чушь не чтет!
Стрела любви стремит свой лет
Лишь в сердце, чье стремленье
К восторгу высшему ведет.
К достойным должный дар дойдет.

Не вздор, не вожделенье
Меня к возлюбленной влечет,
А величавой воли взлет.

Искусницы скрывать свои грешки,
Уж верно, похитрей, чем Изенгрим:
В той знатный род, мол, чтят ее дружки,
Той — в бедности дружок необходим,
Та — любит старца, словно дочь родная,
Та — лишь как мать нежна с юнцом своим,
Тем нужен плащ,— пугает стужа злая...
Путь женских шашней неисповедим!

Бои с врагом-соседом нелегки,
Но в доме враг и впрямь неодолим!
Да, жалости достойны муженьки,
Коль женам опостыли молодым.
Мой скромный друг, в Толедо отбывая,
Женой, свояченицей нелюбим,
Напрасно ждет, чтобы душа живая
Сказала: «Возвращайся невредим!»

А в грабежах — бароны мастаки!
У этаких под рождество, глядим,
Чужие забиваются быки:
Своих им жаль, а пир необходим.
Омрачена разбоем ночь святая —
Бедняк сидит перед котлом пустым,
Но вор-то горд, чужое уплетая:
«Мы нынче славно господа почтим!»

Коль простыню своруют бедняки,
То делом не бахвалятся таким,
Но богачу ограбить — пустяки,
Он нос дерет, стыдом не уязвим.
За кражу ленты к смерти присуждая,
Судья крадет коней — и не судим!
Воришек мелких — так видал всегда я —
Казнить даны права ворам большим.

Играть на флейте, петь — прошли деньки!
Лишь для себя петь буду, нелюдим,
Другим не пропою ни полстроки:
Сам соловей такими не ценим.
Не фриза, не фламандца речь чужая —
Родной язык и тот невнятен им,
В моих стихах позор их обличая.
Так злоба — злого делает глухим.

Скажу невежде, душу облегчая:
«Стихи, свинья, не по зубам твоим!»

Всем суждено предстать на Страшный суд,
И сирвентес тому хочу сложить,
Кем был я сотворен и пущен жить,—
Пускай мои стихи меня спасут
И от кромешного избавят ада!
Я господу скажу: «Ужели надо,
Перетерпев при жизни столько бед,
В мучениях держать за все ответ?»

Блаженных сонмы дерзостью сочтут
О воле всемогущего судить,
Но я, речей не обрывая нить,
Все выскажу, уста мне не замкнут!
Какая вседержителю отрада
Прочь от себя гнать собственное стадо?
Пускай и грешник по скончанье лет
Увидит божьей благодати свет.

Пусть от усопших рай не стерегут —
Ворота настежь надо бы открыть,
Пришельцев же улыбкою дарить.
Апостол Петр хоть свят, да слишком крут!
К чему красоты царственного града,
Коль кара ждет одних, других — награда?
Хоть царь царей и славою одет,
На ропот мой молчать ему не след.

Ад сатанинский несказанно лют,
Его давно бы надо упразднить,
И ты, владыка, властен так решить —
Освободи ж туда попавший люд!
Тогда чертей бессильная досада
Заставит нас смеяться до упада.
Пусть сатана не ведает побед
И дел его исчезнет самый след.

Вот я стою, земной окончив труд.
На господа привык я уповать:
Пускай земные муки мне дадут
Хоть адских мук за гробом не узнать!
А коль не так, зачем же вся надсада
Работнику земного вертограда?
Нет, поверни мне вспять теченье лет,
Чтоб вовсе не рождался я на свет.

В ад низвергать — ни смысла в том, ни лада,
То грех, господь, то дьявола привада.
На грозный приговор скажу в ответ:
Знать, и в суде господнем правды нет!

Ты, приснодева, нам во всем ограда,
И сына умолить ты будешь рада:
Да обретают рай и внук и дед,—
Сам Иоанн да будет им сосед!

Морские волны! Море вас несет
Туда-сюда, назад или вперед,—
Быть может, с вами весточка придет
С тех берегов, где милый мой живет?
Увы, любовь, твой бог
Хоть благ порой, но как порой жесток!

Ты, ветерок, бываешь в той стране,
Где в этот час мой друг лежит во сне,
Так принеси его дыханье мне
И дай испить — уста мои в огне!
Увы, любовь, твой бог
Хоть благ порой, но как порой жесток!

Горька любовь к вассалам стран чужих.
Звенел мой смех — и вот уже затих,
И льются слезы. Не утрет мне их
Тот, кто забыл всю нежность ласк моих.
Увы, любовь, твой бог
Хоть благ порой, но как порой жесток!

Стереги,
Приятель молодой,—
Береги
Ты с башни наш покой,
Нам враги
Лучи рассвета!
К нам беги,
О мрак ночной,
И сокрой
Нас от рассвета, ох, рассвета!

Громче, брат,
Ты с башни покричи,—
Я богат,
И счастлив я в ночи.
Но, стократ
Сильней рассвета,
Днем нудят
Меня лучи.
Нет, молчи,
Вестник рассвета, ох, рассвета

Не зевать!
Неси, дружок, дозор.
Вдруг, как тать,
Прокрадется сеньор —
Нас поймать
В часы рассвета,
Нас предать
С ней на позор.
Как ты скор,
Приход рассвета, ох, рассвета!