Коллектив авторов - Европейские поэты Возрождения

Но, честь свою храня, я все же верю,
Что, дабы гладь морей освободилась
От треволнений, искуплю потерю».
С таким ответом вестница явилась.
Я слепоту влюбленных не измерю,
Поведав, как обманом сим пленилась
Моя душа и как ее до края
Надежда переполнила пустая.

И мне, уж отошедшему от боя,
Вдруг ночью, как Дорида обещала,
Прекрасною, далекою, нагою
Фетида в белизне своей предстала.
Безумцем устремился я за тою,
Что жизнь вот этой плоти составляла,
Раскрыл объятья, и власы, и очи,
И, нежный лик целуя среди ночи.

Я думал, что любовь мою целую,—
О! Тяжело рассказывать мне дале! —
Сжимал в объятьях я скалу крутую,
Что дикие побеги оплетали.
И вот гляжу на крутизну немую,
Где очи лик мне ангельский являли,
И чувствую, как гаснет жизни пламень,
И, рядом с кампем, стал я тоже камень!

Прекраснейшая Нимфа Океана,
Коль мой тебе противен лик могучий,
Зачем ты не продолжила обмана,
Будь ты хоть сном, мечтой, скалой иль тучей?
С тех пор брожу, безумец, неустанно
Со гневом и стыдом во тьме дремучей
И мир ищу другой, где не найдется,
Кто над моим бесчестьем посмеется.

В те времена мои титаны-братья
Повержены во прах давно уж были,
И Боги, чтоб скрепить свое проклятье,
Горами побежденных завалили.
Поскольку до небес не мог достать я
И слезы тщетные мепя сломили,
Я понял, что враждебною Судьбиной
Уже вершится жребий мой единый.

И стала плоть моя сухой землею,
И стали кости каменного кручей;
И члены, что ты видишь, над водою
Раскинулись, далекой и кипучей.
И в темный Холм Богами и судьбою
Был обращен тогда мой торс могучий;
И, дабы я застыл в моем позоре,
Меня волнами окружило море».

Так он вещал; и вдруг, с глухим рыданьем,
Пропал из виду, словно не бывало.
Растаял черный облак; клокотаньем
И дальним ревом море прозвучало.
И я, поднявши руки с упованьем,
У неба, что нас так оберегало,
Молил грядущих не карать позором
Страстей, предсказанных Адамастором.

Нет, Муза, нет, я Лиру не настрою,
Она уже глуха, и голос сдавлен,
Но не от песен, а затем, что мною
Бесчувственный и грубый люд прославлен.
Огонь, что освещает путь герою,
Нам ныне родиной не предоставлен,
Она погрязла в черствости, стяжанье,
Жестоком, жалком, грустном угасанье.

Не ведаю, каким влияньем Рока
У ней отъята гордость, честь живая,
Что душу подымает так высоко,
К работам и свершеньям обращая.
А Вам, Король, вокруг себя далёко
С престола, богом данного, взирая,
Возможно, по сравнению с другими,
Довольным быть вассалами своими.

Как весело они по всем пределам,
Подобно диким вепрям, львам гербовым,
Идут, тела подставив пулям, стрелам,
Огню и бденью, гладу и оковам,
Пустыням знойным, брегам охладелым,
Язычников ударам столь суровым,
Опасностям, не познанным вселенной,
Акулам, скалам н пучине пенной!

Служить Вам расположены со рвеньем
И, далеко от Вас, всегда покорны
Суровым часто Вашим повеленьям,
Не протестуя, бодры и упорны.
И, Вашим польщены благоволеньем,
Всем демонам, всем адским силам черным
Дадут сраженье, в коем Вы, властитель,
Предстанете всегда как победитель.

Их не лишайте милости, подмоги,
Одушевите добрым, чутким словом;
Оберегите от законов строгих,
И будут чтить Вас всюду как святого.
Тех вознесите, чьи познанья многи,
Кто может, в силу опыта большого,
Вам дать совет полезный, твердо зная
И что к чему, и польза в чем какая.

Вы их благоприятствуйте занятьям
Согласно их наклонностям и нраву:
В монастырях молиться должно Братьям
За Вашу поусерднее державу,
Поститься, приобщать благим понятьям
Заблудших; и забыть пустую славу.
Ибо тому, кто бога чтит неложно,
Алкать богатств и власти невозможно.

И Рыцарей возвысьте благосклонно,
Ибо своей бесстрашной кровью жгучей
Открыли путь не только для Закона
Небес, но для Империи могучей;
И, Вам служа усердно, неуклонно
В чужих краях, когда предстанет случай,
Двоих врагов сражают: человека
И тяжкий труд, неведомый от века.

И сделайте, Сеньор, чтоб, столь хвалимы,
Германцы, италийцы, англичане
О нас сказали, что непокоримы,
А только покоряют Лузитане.
Совет держите с теми, кто учимы
Годами были долгих испытаний,
Ибо хотя наука знанья множит,
Но опыт в каждом случае поможет.

Когда философ стал красноречивый
Распространяться об искусстве боя
Пред Ганнибалом, речью сей красивой
Он вызвал лишь насмешки у героя.
О нет, Сеньор, фантазией ретивой
Не познается дело боевое,
Ни чтеньем, ни мечтой, ни восхищеньем,
Но опытом, уменьем и сраженьем.

Но перед кем я речь веду столь вяло
И низко, будучи не узнан Вами?
Хоть похвала прекрасною бывала
И высказана скромными устами.
Занятий честных в жизни мне достало
И опыта, что обретен годами,
И дарования, скажу по чести,—
Три вещи, что бывают редко вместе.

Чтоб Вам служить, рука с оружьем свычна;
Чтоб петь Вас, Музами душа согрета;
Пускай же милость станет мне привычна
Того, чья доблесть будет мной воспета,
Когда он поведет своеобычно
Дела, достойные стиха поэта,
Как разум то пророческий подскажет
И Небо путь свершению укажет.

Коль устрашится боле, чем Медузы,
Виденья Вашего гора Атланта,
Коль разобьете в далях Ампелузы
Вы камень стен Марокко и Труданта,
Я потревожу сон усталой Музы
И славой уж венчанного таланта,
Чтоб Александра в Вас планета чтила,
Всем лаврам не завидуя Ахилла.

Колокола сзывали в божий храм,
И люди шли, как реки льются в море,
Чтобы того прославить в общем хоре,
Кто указал пути к спасенью нам.

Но притаился бог незрячий там,
И я в груди стрелу почуял вскоре,
И он сломил мой разум в жарком споре,
Прекрасный лик явив моим глазам.

Язычник одолел меня во храме,
Но я в душе не чувствую укора,
Слепого супостата не кляну.

Я дал ему обвить меня цепями,
Я славил этим вас, моя сеньора.
И жаль, что прежде не был я в плену.

«Что унесла ты, Смерть?» — «Взошедшее светило».
«Когда?» — «Как только день забрезжил в небесах».
«И что ж теперь оно?» — «Уже остывший прах».
«Кто приказал тебе?» — «Тот, чья безмерна сила»?

«Кто телу даст приют?» — «Как всем телам — могила».
«Где юный блеск его?» — «Как всё — погас впотьмах»,
«А Португалия?» — «Глядит на гроб в слезах».
«Что говорит она?» — «Как рано ты почила!»