Себастиан Брант - Брант Корабль дураков; Эразм Похвала глупости Разговоры запросто; Письма темных людей; Гуттен Диалоги

Лихорадка.Как? И твоего Штромера, и Копа, и Эбеля, и Риция {831} , и еще нескольких друзей, которые тебе дороги?

Гуттен.Нет, их — нет, они люди порядочные, и как раз по этой причине далеко не всегда занимаются медициной.

Лихорадка.Они стали бы еще порядочнее, если бы взяли чемерицы — фунтов этак двенадцать, не меньше, — приготовили отвар, да и влили бы тебе в глотку.

Гуттен.К чему так много, Лихорадушка?

Лихорадка.Надо изгнать твое безумие, чтобы ты о женитьбе и думать позабыл! Человек, созданный для ученых занятий, хочет взять себе жену, которая отнимет у него покой и в стремлении к мудрости будет видеть лишь помеху супружескому счастью!

Гуттен.Жениться я еще не решил, но если бы даже и женился, никакой ошибки в том не нахожу. А чемерица нужна, по-моему, тебе, чтобы избавиться от того безумия, которое ты приносишь другим.

Лихорадка.Нет, я приношу усердие, прилежание.

Гуттен.Пошла прочь, Лихорадка, пошла прочь, Лихорадка!

Лихорадка.Не кричи, не будет у тебя лихорадки, но ее место займут другие болезни.

Гуттен.Пошла прочь, Лихорадка! Ибо поистине безумны те, для кого не существует ничего, кроме наук.

Лихорадка.Такими словами ты восстановишь против себя ученых, в особенности — богословов.

Гуттен.Ни один здравомыслящий человек на меня не рассердится.

Лихорадка.Но все они считают себя здравомыслящими.

Гуттен.Это они-то, у кого ты так опорожнила голову, что мозга и на пол-унции не наскрести?!

Лихорадка.Ну погоди, твой мозг, такой убогий, но злоречивый, я высосу до капельки, — дай только через порог шагнуть.

Гуттен.Об этом я уже позаботился, а потому — убирайся, пустомеля!

Лихорадка.Да я еще и трех слов не сказала!

Гуттен.Ну да, трех слов! А губительное общение с тобой, а твои басни, которым конца не видно?! Убирайся к попам, к развратникам, к пьяницам, к Фуггерам {832} , к купцам, к лекарю, а если хочешь — начни с писцов Максимилиана {833} .

Лихорадка.Это те, что бог знает как нажились при его дворе и теперь предаются пьянству и всевозможным утехам, чванясь своим богатством?

Гуттен.Они самые, к ним и убирайся или еще к кому-нибудь, только от меня отвяжись.

Лихорадка.Ухожу, ухожу. Прощай.

Гуттен.Эй, ты, постой, я хотел спросить тебя…

Лихорадка.Я ведь знала, что Лихорадка тебе нужна!

Гуттен.Только для того, чтобы получить ответ на один вопрос.

Лихорадка.Какой вопрос?

Гуттен.Скажи мне, что за корень у этой поповской развращенности?

Лихорадка.Праздность, и ее кормилица — богатство.

Гуттен.А если Германия примет здравое решение и, лишив их части имущества, прикажет возделывать пашню и в поте лица своего, как другие, снискивать себе пропитание, — будут тогда у немцев добропорядочные священники?

Лихорадка.Вместо меня тебе ответит Овидий:

«Если досугу конец, ломается лук Купидона». {834}

А в другом месте тот же поэт называет богатство источником зла.

Гуттен.Скажи теперь, ты думаешь, что немцы когда-нибудь на это решатся?

Лихорадка.А почему бы мне думать иначе?

Гуттен.Но когда же, наконец, когда?

Лихорадка.Уже недолго осталось: скоро они откажутся тащить на своей спине эти тысячи и тысячи попов — племя праздное и в большинстве своем никчемное, способное лишь пожинать плоды чужих трудов. Стоит ценам подняться — и в один прекрасный день честные труженики вознегодуют, видя, как то, что по праву принадлежит им, беззаботно проматывают утопающие в роскоши ленивцы.

Гуттен.Ты полагаешь, что, подобно пчелам, которые

«Трутней, скотину ленивую, в ульи свои не пускают» {835} , —

те трудолюбивые и незаменимые решительно изгонят бездельников — людей для государства не только бесполезных, но даже опасных?

Лихорадка.Вот именно.

Гуттен.Однако они оправдывают свою праздность, уверяя, будто бездельничают мудрости ради, и ссылаясь на Аристотеля, который учит, что в тишине и покое душа становится разумнее.

Лихорадка.Но по делам их каждый узнает, о каком досуге они пекутся!.. Честное слово, их должно было бы терпеть, но лишь в том случае, если бы, следуя наставлению Плутарха, они употребляли покой и досуг на совершенствование в науках и разуме.

Гуттен.Правильно рассуждаешь, как я посмотрю.

Лихорадка.Так впусти же меня!

Гуттен.Я бы впустил, да в твоем совете нуждаются германские государи, чтобы поправить дела Империи, обратив те неисчислимые сокровища, что прикарманивают праздные попишки, частью на военные нужды, частью на поддержку ученых.

Лихорадка.Хочешь, чтобы Карл это сделал?

Гуттен.Если он сможет обойтись без лихорадки — хочу.

Лихорадка.А я думала, ты меня к Карлу пошлешь.

Гуттен.Нет, не пошлю и сам, вместо тебя, подам ему этот совет.

Лихорадка.Тогда попы станут призывать на тебя лихорадку.

Гуттен.А я на них — подагру, ишиас, ревматизм и такую язву, страшнее которой и не выдумаешь, — подружек!

Лихорадка.Тогда они тебя изведут.

Гуттен.Карл расправится с ними прежде, чем они узнают, что это я подсказал ему такое решение.

Лихорадка.Тебя, я вижу, ждет столько бед, что лихорадка уже ни к чему.

Гуттен.Ну, там поглядим, может быть, я сам охотно пойду навстречу беде, лишь бы император согласился…

Лихорадка.… перебить попов?

Гуттен.Отнюдь! Пусть он заставит их расстаться с бездельем, покоем, праздностью, невоздержностью, ленью — самыми скверными в жизни пристрастиями, и быть воистину священниками, пекущимися о духовном и презирающими мирское; пусть, далее, внушит им, что нажива и благочестие — не одно и то же, пусть обуздает их страсть к роскоши и положит конец позорным нравам и привычкам.

Лихорадка.Но кто одобрит и поддержит такие действия?

Гуттен.Тот, кто сказал: «Священники твои облекутся правдою» {836} , написав о них в другом месте: «Ибо нет в устах их истины, сердце их пусто» {837} . А еще один великий муж восклицал: «Горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих!» {838}

Лихорадка.Мыслишь тонко и верно — а все благодаря мне!.. О чем, однако, ты хотел бы говорить в первую очередь, убеждая Карла принять твой совет? {839}

Гуттен.Я призову его очистить пшеницу господню и заново возделать виноградник, о котором сказано было устами пророка: «Множество пастухов испортили {840} мой виноградник, истоптали ногами участок мой». Затем я докажу, что только так он и должен поступить, если желает видеть Германию вкушающей мир и намерен воспрепятствовать негодяям почитаться людьми честными и порядочными. Недостойно доброго императора терпеливо смиряться с тем, что, к ущербу всего государства, никчемные людишки наслаждаются полной праздностью, и не просто наслаждаются, но еще и во всем без исключения главенствуют. Ты сама видишь, как надменно и нагло властвуют эти господа, которые, невзирая на крайнюю испорченность, отличающую большую их часть, именуют себя церковью и, словно некие избранники божии, τούς ϰλήρους [199], меж тем как нет никого, чья жизнь была бы столь же противна и чужда Христу. Но благодаря этим титулам они вознеслись непомерно и ныне подчинили своей тирании даже великих государей, а христианский люд покорен им до такой степени, что самого последнего из духовных величает господином.