Миранда Олдхаус-Грин - Кельтские мифы

Рис. 13. Фрагмент плитки с проклятием, железный век, Ларзак, Южная Франция

Гейсы играли важную роль для сказителя, поскольку их описание в начале повествования заставляло слушателей напряженно ждать, что с носителем гейса случится нечто ужасное. Так что гейс был способом заинтересовать публику, и можно представить, как сказитель прерывал историю в решающий момент, оставив зрителей ломать голову над ее окончанием и нетерпеливо дожидаться следующего эпизода.

Некоторые кельтские мифологические сказания пугают даже сейчас, и, должно быть, они производили еще более драматический эффект, когда их рассказывали приглушенным замогильным голосом слушателям, сидящим в темноте, при жутковато мерцающем огне очага. Ирландское сказание «Разрушение дома Да Дерга» описывает кошмарное видение инфернальной богини. Само название истории готовит своих слушателей к беде: Да Дерга означает «красный бог», а красный – это цвет иного мира. «Дом» ( бруиден ) был потусторонним обиталищем, и весь миф основан на убийстве короля Конайре, когда тот еще при жизни отправился в царство духов – а это всегда опасно. История о неудачливом Конайре с самого начала создает впечатление обреченности, и слушатели знали это. Король погиб, потому что нарушил наложенный на него «птичий» гейс и, что немаловажно, сделал это на исходе года, на празднике Самайн, языческом ирландском эквиваленте Хэллоуина, в самом конце октября. Самайн считался особенно опасным временем, потому что находился на стыке между концом одного года и началом следующего, это было время небытия, когда мир переворачивался с ног на голову и духи бродили по земле среди живых людей. Описывая отвратительную гостью дома Да Дерга, сказитель «Разрушения…» прибегал ко всем известным ему способам создания самых странных фантазий, будто порожденных кошмарами. Гостьей оказалась богиня смерти в облике старухи с петлей на шее, в полосатом плаще. У нее были длинные черные ноги, борода длиной до колен и съехавший набок рот. Она произнесла пророческие слова, стоя на одной ноге. Старуха пришла в дом сразу после захода солнца. Описание насыщено символикой, которая наверняка была хорошо известна слушателям: все детали говорят о нестабильном и чудовищном потустороннем мире. Мужские и женские черты внешности, искривленное лицо, «ночные» черные конечности, поза на одной ноге, двуцветный плащ – все это полностью отвечало представлениям о существе, способном перемещаться между мирами. Она появилась на грани дня и ночи, в конце старого и начале нового года, что еще больше усиливало символику порога. Наслаивая такие признаки, сказитель передавал слушателям ощущение нарастающей угрозы, неестественного смешения мира людей и духов, настраивал на ожидание ужасного кульминационного момента. И слушатели наверняка не были разочарованы. Конайре обезглавили за то, что он не смог повиноваться гейсу, но даже после его смерти сверхъестественный колорит истории сохранялся, потому что отсеченная голова короля возносила похвалу человеку, который прикончил его убийц.

Для создания мифов необходимо, чтобы люди сочиняли истории, передавали их другим и постоянно трансформировали. Мифы кельтов представляют собой особенно сложные конструкции, потому что они, несомненно, родились задолго до появления письменности у этих народов. Б о льшую часть железного века в Уэльсе и Ирландии – между 700 годом до н. э. и I веком н. э. в Уэльсе или VI веком н. э. в Ирландии – письменная литературная традиция отсутствовала. Это означает, что хотя мифологические истории, безусловно, бытовали в устной форме, с момента их создания до письменной фиксации прошло много веков, и литературная форма отражает гораздо более позднюю стадию их существования.

В процессе создания мифологических – или любых других – историй есть нечто, связанное с их формой физического существования, нечто такое, что изменяет их при фиксации, словно это замораживает их и делает менее живыми. Письмо – лишь одна форма записи. Другой является визуальное воплощение в виде скульптуры или живописи. Многие культуры с мощной устной традицией, например бушмены Южной Африки или аборигены Австралии, выбрали второе и до сих пор предпочитают запечатлевать свои мифы только в наскальных рисунках. Изменения все еще происходят, поскольку можно закрасить предыдущие изображения и добавить новые. В древности в Европе сложные наскальные рисунки появились в таких областях, как Галисия, Северная Италия и Скандинавия. Эти изображения, несомненно, отражали космологические представления и священные предания, хотя ключ к их пониманию зачастую недоступен современным ученым. Стоит отметить, однако, что почти все сакральные наскальные рисунки, принадлежащие Древнему миру или более современным традиционным обществам, содержат некие общие темы, в частности идею оборотничества, представленную в виде фигур наполовину людей, наполовину животных. Конечно, не может быть никакой прямой культурной связи при таких огромных расстояниях во времени и пространстве, но следует указать, что загадка человеческого бытия располагает людей к размышлениям о вещах, находящихся за пределами материального мира. Возможно, животные виделись своего рода проводниками в духовный мир. В любом случае, оборотни были обычными героями кельтских мифов.

Средневековые валлийские сказания «Мабиноги» представляют собой сложное сплетение устного и письменного повествования. Действительно, трудно определить, где заканчивается одно и начинается другое. Потому что даже в письменной форме эти сказания были предназначены для исполнения перед слушателями, а не просто для индивидуального чтения про себя. И даже в этом случае определенные приемы, наиболее очевидными из которых являются использование прямой речи и повторений, выдают устное происхождение текста. Еще один поразительный прием валлийских сказаний – это способ изменения времен для усиления драматического эффекта. Например, в сказании о Передире историческое повествование ведется в прошедшем времени, а описание контекста, в котором Передир совершает путешествие ко двору Артура, резко переходит в настоящее время, чтобы подчеркнуть драматизм и непосредственную близость событий к слушателю. Это сделано для того, чтобы заставить аудиторию почувствовать себя вовлеченной в происходящее, и сказитель, вероятно, играл голосом, чтобы передать возрастающее напряжение. (Контекст цитаты, приведенной ниже, – оскорбление, нанесенное Гвиневере, жене короля Артура, безымянным рыцарем.)