Мифы, предания и сказки фиджийцев

И вот в это ужасное время встретились в зарослях деревьев двое несчастных, голодных людей. Один из них сказал:

— Что ты делаешь здесь?

Второй отвечал ему:

— Ищу хоть чего-нибудь поесть. Я уже едва хожу, и голод терзает меня безмерно.

И тогда первый сказал:

— И меня. Раз так, делать нечего, убей меня и съешь.

Тот отказался, но едва представилась возможность, схватил палицу и поразил своего спутника — а на самом деле он все время только этого и ждал.

Так он узнал, что человечье мясо недурно на вкус, и пошел к своим и рассказал им об этом. И тогда они тоже попробовали человечины, и им она понравилась. Так завелся у них этот обычай. Сначала они скрывали свою новую страсть и убивали только женщин и детей из соседних поселков. Тогда и появилась нужда строить укрепления, обносить поселки валом. А уж потом пошли войны и за ними — настоящее людоедство.

(№ 20. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ.

Похожие рассказы имеются в западнополинезийском фольклоре, ср. у самоанцев [12, № 44-46]. О татуировке у фиджийцев см. Вступительную статью, с. 35-36. )

В старые времена властитель Тонга отправил на Фиджи несколько своих людей: им надлежало узнать, правда ли — а такое доносили великому вождю, — что на Фиджи татуируют именно женщин.

И вот посланные достигли островка Онгеа, что на востоке Фиджи, и стали там расспрашивать местного жителя. Долго не могли втолковать ему, что им нужно, и все повторяли одно слово, "нгиа", что значит "татуировка".

Наконец фиджиец понял их и ответил:

— Нгиа на алева. Татуировка — женщине.

А тонганцам был дан приказ допросить первого встречного. Так они и сделали. И едва получили ответ, как пустились в обратный путь. А чтобы запомнить ответ, все время твердили его вслух. Так было, пока они шли вдоль берега, в спокойных водах; когда же они вышли в пролив, волны стали сильнее, и пришлось им думать о своей лодке, а не о тех словах. Вот тогда-то они и перестали повторять их. Когда же спохватились, стали вспоминать слова и кто-то сказал:

— Нгиа на тангаие. Татуировка — мужчине.

А ведь надо было сказать "нгиа на алева", что значит "татуировка — женщине".

Но никто не заметил ошибки, и так они достигли берегов Тонга. Там сказали все вождю, и он воскликнул:

— О, значит не женщинам, а мужчинам надлежит носить татуировку! Что ж, тогда я сейчас же сделаю себе ее.

С тех пор и пошло, что на Фиджи татуируют женщин, а на Тонга мужчин. И еще с тех пор морской проход у берегов Онгеа называется Нгиа-на-тангане.

А первой женщиной на Фиджи, что сделала татуировку, была дочь великого Нденгеи, благородная госпожа Вила-и-васа [55] 1 В ряде мест на северо-востоке о-ва Внти-леву Вила-и-васа считается покровительницей татуировки. Повсеместно на Фиджи знание тайн татуировки составляло прерогативу женщин-посвя-щенных. Женщины-духи в образе старух являются девушкам, достигшим зрелости, и учат их узорам и правилам татуировки. Считается, что, посмотрев на покрытые татуировкой губы и подбородок женщипы, мужчина скорее захочет ее поцеловать. .

( № 21. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ.

Нанга — каменные святилища особой конструкции и связанные с этими святилищами обряды. Нанга, обнаруженные на о-ве Вити-леву, рано привлекли внимание европейцев и получили некоторую известность благодаря этнографической литературе, которая, как кажется, преувеличила роль цанга в жизни фиджийцев. На самом деле нанга (называвшиеся в других диалектах о-ва Вити-леву мбаки, а в диалекте Мбау лонга или ланга, "ложе") сооружались, видимо, только в районах провинций Западная и Восточная Золо о-ва Вити-леву; соответствующие обряды, вероятно, также не имели широкого хождения.

Нанга представляет собой прямоугольную площадку, обнесенную по периметру камнями и обсаженную деревьями или пахучими кустами. Внутри этой площадки на равном удалении от каждой из ее коротких сторон располагаются два или четыре каменных алтаря. За площадкой, на некотором отдалении от нее, находится дом духа. Особенно поражает в нанга их сходство с мараэ (малаэ) — святилищами западнополинезийского типа. Это сходство слишком велико, чтобы быть случайным совпадением. Однако, например, У. Риверс [75, с. 214] считал, что нанга развились независимо, и, опираясь на фольклорную традицию (в духе приведенного текста), доказывал, что умение сооружать нанга было привнесено на Фиджи темнокожими низкорослыми людьми, т. е. меланезийцами, и с запада.

Вероятно, нанга были связаны с культами каких-то полутайных обществ (с не очень ясными функциями), а также с инициацией юношей и началом фиджийского нового года, приходившегося на ноябрь — декабрь. На о-ве Внти-леву начало нового года знаменовалось церемонией со-леву-ни-вила-воу, принесением даров урожая (на наступление времени со-леву указывало цветение Erythrina sp.).

Большую роль в культах нанга играли также обряды освящения новой площадки. Святилище могли строить только посвященные (вере и ву-ни-лоло), а подлежащие инициации — вила-воу — готовили им пищу, дары. Когда нанга было построено, вила-воу несли приготовленные ими подношения на святилище. Принимая дары, один из вере говорил: )

В старые времена прибыли сюда два человека, Висина и Рукуруку. Они приплыли по океану. Это они научили фиджийцев почитать нанга.

Когда они плыли сюда, то миновали острова Ясава и пристали к берегу местности Витонго, что на северо-западе Вити-леву. Первым приплыл туда Висина и сразу погрузился в глубокий сон; так он спал, пока не приплыл туда же Рукуруку.

Там, где лежал Висина, выросла потом куркума, и преданные ему люди, совершая свои обряды, натирали свои тела кашицей из корня куркумы.