Василий Старостин - Русь Богатырская: былинные сказания

Вам такую будет радостно назвать
Государыней-матушкой,
Мне — женой милой-ласковой».

Пировляне посмутилися,
Онемела застольщина,
Языки поотнималися,
Мысли в тупь поиступилися,
Приутихли застольники.

Тут Мишук Пересмякин сын, —
Шебала-та [20] Шебала (шабала, шабалда) — бестолковый пустомеля, болтун; шабалдить — болтать, молоть вздор. умом-разумом пуста,
А душонка злобой лихою полна,
Он, малявка, и повскочи,
Слово-гнусь да и повыскажи:

«Свет ты, батюшка Владимир-князь,
Див-чуд я повидывал,
По белу свету поезживал,
Многотою раскрасавиц повстречал:
И княжён, и королевичен,
И царевен из разных стран.

Есть которая красива и статна,
Слово выронит — на ум глупа.
Есть которая умом сверстна,
Статью-ростом — глянь на поступь: не статна.

Ай да, Солнце ты Красное
Володимир Святославович,
Не за морьями морянскими,
Не за горьями горянскими,
Есть рядом, под Киевом,
Красота несказанная —
В мире не было и нет нигде такой,
И не будет до скончанья веков!

Вот была бы княгиня тебе,
Вот бы нам её звать-величать
Государыней-матушкой:
Умом-разумом она сверстна,
Красотою несказанною дивна,
Статью женскою степенна и статна,
и горазда на всякие дела
Василиса Микулична —
Молода жена Данилина,
Ловчанина-охотничка,
На пирах твоих молчальничка!»

Воскипел Володимир-князь,
Возъярилася неистово душа
На речуги на бесстыдные,
На мыслюхи на Мишуковы:

«Подлый пёс ты, Мишутище!
Низким словом испоганенным
Как посмел ты мне, князю, ветать:
У жива мужа жену отнять?
За неслыхань за невиданную,
За скабрезные измыслы твои
Я велю тебя судить-казнить,
В землю-матушку живьем зарыть!»

А Мишака — изворотлив он:
Злым родился, сам во узах со злом —
Чернобогу злотворному
Возносил заклятье Мороку.

По заклятище-молитве таковой
Сердце, думы Володимиру
Заморочил чёрный Морок Чернобог.
Распалил мечтану княжескую:
В полупьяне да в тумане колдовском
Дивно-дивная возгрезилася
В марной маре-обаяне ему
Ин во всей женской прелести —
Василиса Микулична.

Взволновался дух и разум померк,
Слово гневное застыло в устах:
Непотребству Мишакиному
Ни укора, ни покора больше нет.

Пересмякин сын в ураз пересмекал —
Он на гнусть ту провор-лиховор,
Снова начал подлый свой разговор:

«Ну ин, батюшко Владимир—князь,
Не во зло слово молвлено:
О тебе озабочено!
Погоди меня судить-казнить,
Прикажи слово вымолвить...

Не о том я хочу тебе сказать —
Не жену у живого мужа взять.
Ино я о том хочу речевать,
Нам Данильчишку надо испытать —

Не задумал ли худого чего
Против князя Володимира, тебя?
Что за думу он в себе затаил?
Что за умыслы хмурые унес?
Мы пошлём-ка во‚ поле на луга,
Мы его — на Леванидовы,
Там — ко ключику Гремячему,
Ко колодезю Холодному.
Повелим отловить-поймать
Белогорлицу-пташицу‚
Да орла сизокамского,
Да убить зверя лютого льва.
Белогорлицу — в горницу:
На обед твоей милости!
А орла обучить-посадить
На высокий терем княжеский!
Повелим там Денисьевичу
Шкуру снять со льва убитого,
Принести к тебе во гридницу
Да постлать на кирпичен пол!
Для сторожи вышлем в полюшко
Богатырскую дружинушку.
Ты доверь это дело, князь, мне!»

А вот это Володимиру
Словцо показалося,
Безрассудно полюбилося.
И возрадовался князь, приказал
Наливать чашу хмельную,
Подносить её Мишаточке:
«Будь, Мишаточка, по-твоему!»

Догадался Илья Муромец:
Ведь худое затевается;
И вставал он скоро-наскоро,
Говорил смело-насмело:
«Уж ты, батюшка Владимир-князь,
Изведешь ясна сокола,
Не поймаешь белой лебеди!»

Рассердился князь, разгневался:
«Знай сверчок свой шесток, атаман!
А за эти за крамольные слова,
За слова неумильные,
Посадить его, собаку Илью,
В погреба во глубокие,
В подземелья подкаменные,
Во застенья безоконные!»

Князь садился на стул за стол.
Брал перо золочёное,
Сам писал да выписывал
Ярлыки скорописчатые,
Посылал их с Мишаточкой
С Пересмякиным к Даниле во дом.
Подъезжал-подлетал посол
Ко двору ко Данилиному.
Зашумел-загремел-застучал;
Прорывался Пересмякин сын
Прямо в спальную-горенку
К Василисе Микуличне.

Говорит жена Данилина:
«Что, невежа, не отецкий сын,
Ты во двор безопасышно,
Во палату безослышишно
Воезжаешь-ворываешься?»

Отвечает Мишак Пересмяк:
«Не своею вольной волею,
Волей княжеской великою!
Прислал меня батюшка-князь
С ярлыками скорописчатыми!»
Положил он, Мишак Пересмяк,
Ярлыки на стол смелёшенько,
Повернулся скорёшенько.

Принималась Василисонька
Перечитывать-обдумывать.
Догадалася-додумалася:
Для чего и к чему все они?!
На лица переменилася.
Залилась слезами горькими!
Скидавала платье женское,
Надевала молодецкое.
В чисто полюшко повыехала,
Друга милого отыскивала:
«Ты надеженька, надежа моя!
Ты надежа, сердечный друг!
Свет Данилушка Денисьевич,
Вот тебе от князя-солнышка
Ярлыки скорописчатые!
Нам с тобою свиданьице
Остается теперь одно! „
Мы поедем на широкий на двор,
Проведём наш последний день!»

Вопрошает Данилушка:
«Почему наш последний день,
Дней у бога-то много впереди!»

«Дней у бога-то много, да у нас
Остается один только день,
Наш последний остатний денёк!»

«Не последний, Василисонька, денёк!
Я задачу княженецкую,
Я поеду и выполню!
Ино дело для меня таково —
Не опасный, не тяжелый это труд:
То утеха для молодца,
Удалая для доброго!»

«Ты, падежа, мой сердечный друг!
Лих иное позадумано:
Извести тебя измышлено!»

«А напрасны тревоги твои,
Василиса Микулична!‚
Ин измыслить и найдется кому,
Извести меня некому.
Кроме брата родимого,
Ин Никиты Денисьевича,
Кроме брата крестового,
Ин Добрынюшки Никитьевича,
Кроме славного казака,
Ин Ильюшеньки Муромца —
Одолеть меня нет богатыря!
Эти трое — сильнее меня.
Да они ли пойдут на меня?!
Мы пойдём на свой широкий двор,
Мы захватим там малый колчан,
Мал колчанец калёных стрел;
Погуляем в чистом полюшке,
Постреляем серых утушек,
Да половим гусей-лебедей,
Да пернатых перепёлочек!
Уж ты любка-голубка моя,
Ненаглядная любонька,
Мы пойдем, моя любушка‚
На луга Леванидовы,
Ко ключу тому Гремячему,
Ко колодезю Холодному.
Мы поймаем белогорлицу
Ко столу княженецкому.
Мы изловим того сизого орла,
Орла сизокамского,
Да посадим его в Киеве
На высокий конёк-верхушек,
Там на терем белокаменный.
Мы найдём, мы убьём зверя-льва,
Привезём шкуру львиную,
Разостелем во тереме
На кирпичен пол во гриднице,
Во подарок Красну Солнышку.
А потом мы вернемся домой ——
Из чего тут кручиниться?
Да о чем тут печалиться?»