Кероглу

— Принеси мне одежду ашуга.

— На что тебе она? — спросили удальцы.

— Хочу поехать в Карс. Надо разузнать, что собирается делать Араб-Рейхан.

Как ни убеждали его, как ни упрашивали удальцы: «Оставайся, дескать, пусть едет кто-нибудь другой, ты недавно вернулся, да и нехорошо сейчас оставлять Ченлибель», — ничего не вышло. Переоделся Кероглу, вскочил на коня и поехал к Карсу.

Долго ли ехал, коротко ли, не знаю, но только не успел он доехать до подножья горы Аладжалар, как видит из Карса едет какой-то всадник. Всмотревшись пристальней, Кероглу увидел, что это совсем еще юный паренек: о таких говорят, что усики у них лишь начинают пробиваться. «Вот хорошо, — подумал Кероглу, — остановлю-ка его, расспрошу, узнаю, что делается в Карсе».

— Эй, ты, стой! — крикнул он. — Откуда едешь? Юноша остановил коня.

— Из Карса.

— Куда держишь путь?

— В Ченлибель.

— А что тебе там нужно?

Юноша смутился, потом подумал немного и сказал:

— Так. У меня небольшое дельце к Кероглу.

Понял Кероглу, что скрывает тот что-то, и спросил:

— А что тебе до Кероглу? Какие такие у вас с ним дела? Разве ты знаешь его?

— Знаешь?! — заносчиво ответил юноша. — Да мы с ним дружки-приятели. Я в месяц два, а то и три раза езжу к нему.

Видит Кероглу, что тот хотя и здорово прихвастнул, но как будто парень он не из плохих, наверное что-то важное скрывает. И, решив «будь, что будет», он сказал:

— Я Кероглу! Говори, что ты хотел сообщить.

Тут Кероглу, поняв, что юноша не поверил ему, слегка расстегнул ворот, и блеснули под ашугской одеждой доспехи.

— Джан Кероглу, — сказал юноша, — прости меня! Я солгал, что мы приятели. Но сказал я это неспроста.

— Не беда. Говори, что ты хотел сообщить мне.

— Джан Кероглу, меня послала к тебе дочь карского паши, Хури-ханум. Знай — вот уже несколько времени, как туркменец Араб-Рейхан приехал и сидит в Карсе. Собирает он войско, чтоб двинуться на Ченлибель. Карсский паша обещал ему, если он возьмет Ченлибель, выдать за него Хури-ханум. Вот она и отправила меня рассказать тебе обо всем.

Кероглу принялся расспрашивать юношу. Спросило том, спросил о сем, но увидел, что тому больше сказать нечего. Знает он только то, о чем сказал. Задумался Кероглу — как ему быть: вернуться ль назад или поехать дальше? После долгого раздумья он спросил юношу:

— Скажи, есть у тебя в Карсе дом, или какое-нибудь жилище?

— Есть, а что?

— Если случится мне поехать в Карс, можешь ты приютить меня у себя на две-три ночи?

— Кероглу, как можешь ты спрашивать такое? Что я цыган какой-нибудь, чтоб у меня не было дома. Есть у меня и дом и старуха-мать, она может прислужить тебе. Все это, да и я сам в придачу, — твое.

— Тогда повороти коня, поедем!

От радости юноша не знал, что и делать. Хлестнув коня, он поскакал вперед.

Юноша впереди, Кероглу следом, к вечеру приехали они в Карс.

Около мечети юноша остановил коня и сказал:

— Слезай! Я живу здесь.

— Нет! — ответил Кероглу. — Раньше поведи меня к Хури-ханум. Я должен расспросить ее обо всем. Может, мне и не придется здесь остаться.

— Воля твоя. Тогда иди прямо по этой улице, а я отведу лошадей в конюшню и вернусь.

Кероглу сошел с коня, отдал поводья юноше и пошел по улице.

Отвел парень лошадей в конюшню, привязал, засыпал им ячменя, потом прошел к матери и сказал:

— Скорей приготовь все, что надо, у меня гость. А я побегу на базар купить чего-нибудь.

— Кто же твой гость, сынок?

— Смотри, только никому не проговорись. Это сам Кероглу! Ну живей!

И юноша бросился догонять Кероглу.

Теперь оставим его бежать и посмотрим, что случилось с Кероглу.

Шел он, шел вдоль улицы и дошел до какого-то богатого дома. Смотрит, стоит у окошка девушка и до того хороша она собою, что, как говорится, брось пить, есть, стой и любуйся ее лучезарной красотой. На вид ей не больше четырнадцати-пятнадцати лет. А сама высокая, стройная, точно кипарис. Брови черные, глаза черные, кудри черные, родинки на лице черные… Эх, будто бы говорит: месяц, — не выходи, выйду я, солнце, — не всходи, взойду я… Такая красавица и Кероглу! Забушевало сердце его, окрылилась, взметнулась душа, прижал он к груди свой трехструнный саз и запел:

Оставим Кероглу петь. О ком бы рассказать вам? Об этой самой девушке.

А была это ни кто иная, как дочь карсского паши, Хури-ханум.

Она приняла Кероглу за ашуга. И только он начал воспевать ее глаза, брови, как Хури-ханум поспешила закрыть лицо покрывалом. Черный шелк скрыл розовые щеки. Казалось, туман спустился на вершину горы, покрытую цветущими нарциссами и тюльпанами. Кто оставалось делать Кероглу?

Взял он саз, прижал к груди и запел:

В это время как раз подошел юноша. Видит он, что Кероглу нашел Хури-ханум и порадовался — все вышло так удачно. «Пойду-ка я, не мешкая, на базар, — решил он. — Уже вечереет. Базар закроют, я ничего не сумею достать, и стыдно мне будет перед Кероглу». Откуда ж было знать ему, что они совсем не знают друг друга. Ни Хури-ханум не знает Кероглу, ни Кероглу ее.

Подойдя ближе, юноша, первым делом, сложив руки на груди, почтительно поклонился Хури-ханум. Потом, усмехнувшись, указал на Кероглу, смотри, дескать, какой я молодец, пошел и привел его самого.

— Послушай, кто эта девушка? — опросил Кероглу.

— Да это же Хури-ханум… Дочь паши. А вы еще не знаете друг друга?

Хури-ханум поспешно отошла от окна и вышла на балкон. Только хотела она что-то сказать, как видит, паша вместе с Араб-Рейханом едут на конях.

— Отец и Араб-Рейхан едут, уходите скорей, — только и успела вымолвить девушка.

Хури-ханум вошла в свои покои, а юноша увел Кероглу, и они поспешно скрылись. Когда они подошли к мечети, юноша сказал:

— Джан Кероглу, сейчас паша и Араб-Рейхан в городе. Оставаться тебе здесь нельзя. Прошу, войди в дом, посиди у нас, а я сбегаю на базар, вернусь, отдохнем ночью, а утром поглядим, что нам делать.