Героический эпос народов СССР. Том второй

Айзкрауклис за столом в своем замке
Сидел угрюмый, в думах глубоких.
Спидола, старца юная дочка,
Перебирала бусы и кольца.
Дивной красою дева блистала,
Так и горели темные очи.

"Спидола, — старый дочку окликнул,
Голову медленно приподымая, —
Все собираюсь спросить у тебя я,
Где ты взяла ожерелья и кольца,
Которые ты носить полюбила?"
Вспыхнула Спидола, разом смутилась, —
Этот вопрос ей был неожидан.
Но отвечала отцу она быстро:

"Все это дарит мне старая кума,
Что в гости ходит к нам. А у ней дома
Много сокровищ в ларцах золоченых".
"Доченька, — тихо старец промолвил, —
Я тебе, милая, не позволяю
Впредь принимать от старухи подарки.

Люди толкуют, что старая кума —
Ведьма и пукиса в дом свой пускает,
Кормит его человеческим мясом.
Всяким добром ее тот одаряет.
Все украшенья у ней колдовские;
Дочке моей их носить не пристало".

Спидола быстро к окну обернулась,
Спрятав свои заалевшие щеки,
Словно не слыша отцовского слова,
Речи такие к нему обратила:
"Гость у нас будет, видно, сегодня,
Юный тот воин, что въехал в ворота!"

Айзкраукла замок стоял одиноко,
Вдали от Даугавы, в чаще дремучей.
Были медведи — замка соседи,
Волки и филины выли ночами.
К замку вели потаенные тропы,
Путники редко туда заходили.

Вот почему удивилася дева,
Всадника видя, что, из лесу выехав,
Прямо к их замку коня направляет.
Айзкрауклис тоже встал у оконца,
Гостя нежданного видеть желая.
Въехав во двор, осадил коня Лачплесис.

Вышел хозяин гостю навстречу,
Молвил, что рад он в дому своем видеть
Славного кунига Лиелварды сына.

Лачплесис, ловко с коня соскочивши,
Старца приветствовал как подобает,
Коня усталого отрокам отдал,
Вошел с хозяином в горницу замка.
И только Спидолу он увидел,
Будто мороз пробежал по коже.

Красы такой никогда не видал он.
Смело глядели Спидолы очи,
Пламя пылало в них колдовское.
Руку она протянула, — сказала:
"Здравствуй, храбрец разорвавший медведя!
Будущего я вижу героя".

Слова не вымолвил гость от смущенья.
Дева, с улыбкою, ловко и быстро
Гибкою змейкой пред ним повернувшись,
Смело ему в глаза поглядела.
И только тут разглядел ее витязь —
Стан ее стройный, наряд драгоценный.

Девушки облик необычайный
Витязя ошеломил молодого.
Когда ж старик наконец своей дочке
Ужин обильный велел приготовить,
Спидола вышла. И юному гостю
Сразу на сердце стало полегче.

И за столом он беседовал весело,
Спидоле метко, остро отвечая.
Уж миновало смущенья мгновенье.
Вспомнил он все наставленья отцовы,
И не боялся стрел он горящих,
Как ни метали их Спидолы очи.

Ночь приближалась. Полна беспокойства,
Огненноокая Спидола встала,
Молвила, что она, мол, привыкла
До наступления ночи ложиться.
Верно, и гость утомился в дороге,
Спальню ему она тотчас укажет.

Айзкрауклису пожелав доброй ночи,
Следом за девой направился витязь,
И в отдаленные замка покои —
В опочивальню — она привела его,
Молвя: "Герой, разорвавший медведя,
Спать будешь, как у богинь на коленях".

Лачплесис был изумлен несказанно.
Постель, как снежный сугроб, возвышалась:
Застлана пурпурным покрывалом,
Кроваво-ало она пламенела.
Благоуханье по горнице веяло,
Голову юноше сладко дурманя.

Спидола столь несказанно прекрасной,
Столь чародейно прелестной казалась,
Что, позабыв наставленья отцовы,
Лачплесис руки в пылу протянул к ней.
Тень пронеслась за окном темно-синим…
Девушка, словно виденье, исчезла…

Полночью полчища звезд пламенели,
Месяц катился над лесом дремучим,
Бледным сребром затопляя долины.
В горнице душной дышать стало нечем,
Витязь окно распахнул, и холодный
Воздух полуночи жадно впивал он.

Тут показалось ему — будто тени
К небу взлетели под полной луною.
"Черти и ведьмы гуляют, наверно,
В полночь, делами тьмы занимаясь… —
Лачплесис думал. — И как же так быстро
Спидола, словно растаяв, исчезла?"

Старому Айзкрауклу утром сказал он,
Что хорошо отдохнул в его доме,
Что погостил бы охотно неделю
В замке большом дорогого соседа".
Айзкраукл гостя радушно приветил
И пригласил отдыхать, сколько хочет.

Спидола вечером тихо сказала:
"Горницу гость наш сам уже знает.
Спать может лечь он, как только захочет.
Сладкого сна я ему пожелаю!"
Лачплесис, всем пожелав доброй ночи,
Вскоре ушел в свою опочивальню.

Но не уснул он. Вышел тихонько,
В темном углу на дворе притаился
И стал смотреть, никем не замечен,
Кто это ночью бродит у замка.
В полночь без скрипа дверь отворилась!
Спидола вышла неслышно из двери.

В черном была она одеянье
И в золоченых сапожках на ножках.
Длинные косы распущены были,
Темные очи сияли, как свечи.
Длинные брови земли доставали.
Вышла она с колдовскою клюкою…

Там под забором колода лежала…
Спидола села на эту колоду,
Пробормотала слова колдовские,
Хлопнула трижды колоду клюкою:
В небо взвилась кривая колода…
Ведьма, шипя и свистя, улетела.

Лачплесис долго стоял у забора,
Долго глядел вослед улетевшей.
Он бы и сам умчался за нею,
Чтобы проникнуть в ведьмовские тайны.
Только не знал он, как это сделать.
Так он ни с чем к себе и вернулся.

Поутру Лачплесис, из дому выйдя,
На прежнем месте увидел колоду.
Он разглядел, подошедши поближе,
Дупло большое в стволе ее древнем.
Мог человек в том дупле поместиться.
Сразу решенье созрело в герое.

Вечером, только от ужина встали,
Гость поспешил в свою опочивальню.
Куньего меха шапку надел он,
Вышел из замка, мечом опоясан,
В дупло колоды влез, притаился,
Спидолу там поджидая спокойно.

Спидола снова в полночь явилась,
В черное платье ведьмы одета,
Села, ударила трижды клюкою,
В воздух взвилась на огромной колоде
И полетела над дебрями бора,
Куда и ворон костей не заносит.

Звери да птицы в старину умели
Говорить по-нашему; сошлись, зашумели,
По приказу Перконса все собрались в стаи —
Даугаву великую копать вместе стали.
Лапами копали, клювами клевали,
Рылами рвали, клыками ковыряли.
Только пава не копала, на горе сидела.
И спросил у павы черт, бродивший без дела:
"Где же остальные звери-птицы пропадают?"
"Птицы все и звери Даугаву копают".
"А чего ж тебе идти копать не хочется?"
"Да боюсь — сапожки желтые замочатся".