Том Биркетт - Скандинавские мифы и легенды. Жизнеописания богов и героев с иллюстрациями и подробными комментариями

В средневековой Исландии век заселения, храбрость первопроходцев и переданная ими поэтическая традиция были для их потомков источником великой гордости.

Рассказы Снорри, записанные в средневековой Исландии, помимо прочего, дают нам понять, как мало информации сохранилось от самой эпохи викингов, когда скандинавским богам еще активно поклонялись. Не считая скальдических песен, многие из которых приписываются эпохе викингов, отрывочные сведения могут предоставить рунические надписи, фигурки и амулеты из драгоценных металлов, погребения в кораблях, резьба по камню и дереву: все эти источники помогают нам реконструировать сложный мир верований скандинавов, и с каждым годом обнаруживается все больше памятников, которые углубляют наше понимание того, как на скандинавских богов смотрели те, кто им поклонялся. Подчас сложно интерпретировать эти находки и погрузиться в мир живой веры, о которой нам известно очень мало. Резные камни в Норвегии и на Британских островах – особенно ценный источник сведений по скандинавским мифам: такие сюжеты, как поездка Тора на рыбалку и убийство дракона Сигурдом, изображены на них в нескольких различных формах, и они должны были найти новое место в пространстве христианской мифологии. Сцены из легенды о Сигурде представлены в изящной резьбе порталов ставкирки из Хюлестада в Норвегии, а Локи в цепях, Видар, ставящий ногу в пасть волку, и разгибающий Мирового Змея Тор изображены на Госфортском кресте X века, который обнаружен в Линкольншире. Это не скандинавская апроприация христианского памятника, но изначально задуманная попытка совместить древние истории с новой системой верований.

В Исландии скандинавские мифы и легенды никогда не забывались полностью, но для остальной Европы эти источники были переоткрыты в XVII веке усилиями самоотверженных антикваров и коллекционеров, которые «спасли» рукописи из исландской глуши и для сохранности перевезли их в города вроде Копенгагена. Некоторые из них – включая Королевский кодекс «Старшей Эдды» – были возвращены в Исландию после того, как эта страна обрела независимость. В Дании и Швеции интерес к материалу, касающемуся ранней истории их национальных государств, был особенно силен. Исландцы, которые с легкостью могли читать и переводить источники, пользовались тем же спросом, что и сами манускрипты. Эта литература повышала культурный статус скандинавских народов среди их европейских соседей, но часто забывалось, что традиция эта принадлежит – если принадлежит кому-то вообще – Исландии.

Когда исландские тексты были переведены на латынь, а затем на такие языки, как немецкий и английский, круг знакомых с ними лиц вышел за пределы Скандинавии, и в Англии они привлекли внимание поэтов и художников, которые искали новые источники вдохновения. Некоторые из этих ранних переводов были весьма далеки от оригинала; выдвигалось предположение о том, что древние песни изначально были записаны рунами. Этот корпус сюжетов сильно отличался от классической традиции, и скандинавскую поэзию часто описывали при помощи эпитетов «грубая» и «варварская», пусть даже правила ее стихосложения могли быть не менее строгими, нежели правила поэзии латинской или греческой.

Некоторые из этих ранних переводов были весьма далеки от оригинала; выдвигалось предположение о том, что древние песни изначально были записаны рунами.

В английской традиции особенно важную роль в распространении скандинавской мифологии среди широкой аудитории сыграл Томас Грей, переложивший два стиха, которые захватили воображение читающей публики. Ода «Роковые сестры» с ее леденящим душу образом валькирий, прядущих исход битвы на станке при помощи кишок и отрезанных голов, основана на древнескандинавской песне из «Саги о Ньяле». Грей написал и другую оду – «Нисхождение Одина» о посещении этим богом подземного мира, где он узнал о грядущей гибели Бальдра; несколько подражателей Грея продолжили этот ряд в высшей степени волнующих образов. Художник и поэт романтического направления Уильям Блейк иллюстрировал оды Грея, и на конец XVIII века пришлось всеобщее помешательство готическим художественным миром с его валькириями, роковыми рунами и пирующими в Вальхалле воинами.

Людей Викторианской эпохи более интересовали предприятия викингов, нежели скандинавские боги: эти мореплаватели-авантюристы хорошо соотносились с империалистическими устремлениями Британии того времени. Но, хотя крайности скандинавских мифов для господствующего сознания могли быть неприемлемы, материал легенд находил своих почитателей и в правление королевы Виктории. Среди них был Уильям Моррис, присоединившийся к длинной веренице европейцев, которые плавали в экзотические земли Исландии и вдохновлялись ее впечатляющими пейзажами и описанными в сагах местами. При помощи одного исландского ученого Моррис перевел несколько саг, включая «Сагу о Вёльсунгах». Его длинная поэма «Сигурд Вёльсунг» стала благопристойным переложением легенды о Сигурде, в котором изображалось эгалитарное общество на лоне природы: идеал бегства из индустриализованной, разобщенной и разделенной на классы Британии того времени. Моррис использовал архаичный язык, и его обращение с легендой могло показаться старомодным даже для викторианского уха, но наряду с первыми полными переводами «Старшей Эдды» они донесли скандинавские мифы и легенды до широкой публики.

Ода Томаса Грея «Роковые сестры», иллюстрированная Уильямом Блейком

В Исландии скандинавские мифы были частью живой литературной традиции, и, естественно, этот материал имел огромное значение для всей Скандинавии. В конечном счете он позволял взглянуть на мир средневековых скандинавов и принадлежал к общему скандинавскому наследию, сохранившемуся в Исландии. Неудивительно также, что переоткрытие исландского собрания мифов и легенд помогло разжечь в Дании и Швеции движение романтического национализма; в Норвегии идея великого скандинавского прошлого и образ свободолюбивых северян способствовали борьбе за независимость от своего более могущественного соседа.

Но для некоторых мифы, сохранившиеся в Исландии, обрели более широкое и проблематичное значение: для них эти тексты отражали не только средневековое мировоззрение скандинавов, но более широко культуру германцев, которая повсюду была утрачена или активно подавлялась. Особого влияния эта пангерманская мысль добилась в Германии: «народное движение», возникшее в конце XIX века, стремилось возродить утраченные немецкие традиции. Помимо увлечения неоязыческим мистицизмом оно пропагандировало идею существования арийской расы, связанной общим происхождением, культурой и антропологическими признаками. Эти взгляды переросли обычную наивную ностальгию по золотому веку, описанному в легендах о героях, и способствовали укреплению веры в то, что немецкий Volk (народ) может подняться с колен и вернуться к своим героическим истокам. Мистики-националисты вроде Гвидо фон Листа даже утверждали, что имеют доступ к оккультному миру предков-германцев, который якобы скрыт в эзотерическом знании «Старшей Эдды».