Константин Консон - Корах. Роман о времени

– Благородный господин, – начал тот, – мое имя ничего тебе не скажет, я происхожу из дома Менаше бен Йосефа. Когда мой отец – благословенна память праведника – покидал этот мир, он позвал меня к себе и вместе с благословением передал один пергамент, на котором его отец, царский министр и кормилец Египта, оставил некоторые записи и завещал хранить их и передавать от отца к сыну, пока не появится вновь влиятельный человек из нашего народа, высокий чин в управлении страной, которому можно будет доверить содержимое этого послания.

Старик посмотрел на Кораха. Тот молча слушал.

– Поскольку жизнь наша стала совершенно несносной, и неизвестно, откуда ждать избавления, семья поручила мне, единственному, кому довелось общаться с моим дедом, нашим общим благодетелем… семья отправила меня к тебе с этим важным поручением. Никто из моих родных, включая меня, не знает, что в этом письме. Оно попало ко мне от отца, и моя семья хранит его в запечатанном виде. Ты знаешь, любезный господин, люди из многих родов приветствуют и уважают тебя. Не только за твои таланты и высокий пост в Египте, но главное, за твое отношение к нам, обычным людям. Если бы не твоя помощь и поддержка, мы давно превратились бы в бессловесных рабов, каких привозят на кораблях от верховий Нила, из диких черных земель. Мы же, хотя и находимся в бедственном положении, и работа наша тяжка и неблагодарна, все-таки помним, откуда мы пришли, стараемся держаться вместе, не забываем наш язык и соблюдаем субботу. Мы чтим наших праотцов и все еще надеемся, что их союз с Богом когда-нибудь снова проявится, если не для нас, то может быть для наших детей или внуков.

Старик снял с плеча обветшавшую суму из папирусной ткани – Корах даже не сразу заметил ее – и вытащил оттуда свиток пергамента, скрепленный глиняной печатью. По качеству изображения на керамическом диске Корах угадал в ней древнюю государственную печать, хотя никогда прежде таких не видел. Очевидно, Йосеф полагал, что это обеспечит лучшую сохранность документа.

– Если ты и твоя семья доверяете мне содержание этого свитка, – сказал Корах, – то взломаем печать и ознакомимся с ним вместе.

Они развернули пергамент и прочли на древнем языке:

Я, Йосеф сын Иакова, именуемого Израилем, и его прекрасной возлюбленной, именуемой Рахель, первый министр Северного и Южного царств, управляющий Египтом и личный друг фараона, сим свидетельствую: с божьей помощью, благодаря предпринятым мерам, за время тучных лет и последовавшей за ними семилетней засухи в казну фараона были засыпаны несметные богатства, поступившие от состоятельных подданных солнцеподобного владыки, а также из окружающих земель. Согласно закону Египта, первому министру отходит установленная часть накопленных сокровищ, принадлежащая теперь ему и его потомкам.

Божественная рука, возродившая меня из царства мертвых, сопровождавшая затем неотступно, и во все времена связующая меня с Неназываемым, щедро одаривала мою семью и весь дом Иакова. Пройдя череду падений и взлетов в божественном спектакле, я достиг положения, благодаря которому мне удалось с разрешения фараона переселить дом Иакова в землю Гошен, спасая их от семилетней засухи.

Следуя своему предназначению, под занавес земной жизни я пришел к полному овладению материей и формой. Это означает, что мне открылись все проявления материальной жизни, и никакое из этих проявлений не может повлиять на мою связь со Всевышним.

В подчинении материи своей воле и заключалась та роль, которую Элохейну 38 38 Элохейну – мой Бог. Обращение к Всевышнему как к своему небесному отцу (ивр.) имел в виду на мой счет. Следуя божественной игре, небесная рука вырвала меня из шатра моего дорогого отца и спустила в теснину Мицраима. Очевидно, овладение материальной формой было необходимо как основа для развития ветви духовной. И поскольку меня избрали для достижения именно этой задачи, духовное благословение Израиля перешло к моим дорогим братьям Леви и Йегуде, да продлится жизнь праведников.

Поскольку я до последнего вздоха, несмотря на все достигнутое в этой чужой стране, буду опасаться не оправдать возложенной на меня верховной миссии, мне хотелось бы отдать необходимые распоряжения о сохранности и назначении обретенных богатств.

Согласно завету Бога с моим отцом Иаковом и его великим дедом Авраамом, известным как Лунный Странник, потомкам двенадцати братьев, именуемым коленами Израиля, предстоит выйти из Дома рабства и подняться в Обетованную Землю, текущую молоком и медом. Предприятие, вне сомнения, непростое и требующее солидных расходов. Свой вклад в этот великий Исход я усматриваю в материальной поддержке моих соплеменников. Поэтому я распорядился, все золото и прочие драгоценности, накопившиеся в моем доме за годы управления Египтом, замуровать в мой погребальный саркофаг и использовать их для нужд Исхода. Мое же тленное тело завещаю не оставлять в Мицраиме, а забрать с собой и похоронить в земле моих предков.

Здесь пергамент обрывался. Перед Корахом лежал документ, превращавший почти мистическую идею избавления его народа в нечто чувственное и близкое. Следуя за пророчествами и прозрениями людей, на место некоего подвешенного в безвременье ожидания лучшей жизни, приходило прямое указание к действию. И спускалось оно от того, кто знал лучше и видел дальше.

– А где же находится саркофаг? – спросил он, сообразив, что даже не знает места захоронения Йосефа.

– Он не лежит в земле, – ответил старик. – Его покрывает вода великой реки.

– А как же… – Корах несколько оторопел, пытаясь увязать столь неожиданно открывшиеся сведения, – как же найти это место и извлечь оттуда саркофаг?

Старик улыбнулся, хитро прищурившись:

– Для этого, господин, – имеется ключ. И хранится он не в завещании и не в каких-либо иных записях, а передается в нашей семье от отца к сыну. Присоединяясь к своим предкам, отец передал его мне и велел хранить отдельно от этого свитка. Мы доверяем тебе, любезный господин, и когда настанет время, я или мой сын придем вместе с тобой на берег Нила и исполним свой долг. И конечно, вместе с нами будет тот, кто поднимет всех нас, чтобы вывести из этого дома рабства.

Невозможно с достоверностью сказать, сколько лун сменилось с того вечера, когда Корах узнал о завещании Йосефа. Но только с тех пор время словно бы изменило скорость своего хода. Дни и недели понеслись в суете дел; сезон дождей сменился распусканием первых цветов, знаменующих приход весеннего месяца Нисана.

И тогда появился Божий Человек.

Он возник неожиданно и незаметно, лишь бедуинской одеждой выделяясь из толпы рабов, таскающих солому и обжигающих кирпичи. Его появление не наделало переполоха; только между двумя стоявшими в стороне молодыми людьми состоялся некий странный диалог.