Гленн Вяткин - Magnum Opus

Я – тигль, в котором плавится судьба
Царей и нищих, капель и планет.
Я – свет, что льётся через край стекла,
И пепел, оседающий на дне.

Свершилось. Всё будет так,
Как я заповедал – Быть.
И ангелы дали знак,
Что время лицо открыть.

Сошедшие в плоть меча,
Оплавились свет и мрак.
И белым из-за плеча
Метнулось: Да будет так!

Возмездья не избежать,
Закона не преступить,
Но право моё – решать,
Но этому миру – жить!

И души будить от сна,
И вечно уметь любить…
Дорога уже видна,
И слово пылает – БЫТЬ!

Я свободен от тяжких забот.
Я счастливей любого из вас.
Поспешите от южных ворот
И от северных – близится час!

Подмастерья, торговцы, рабы,
Слуги, нищие и солдатня,
Кто не смеет уйти от судьбы —
Поспешите взглянуть на меня!

Я судьбу свою правил собой,
И затем так небрежно теперь
С непокрытой стою головой
Над землёю надежд и потерь.

И затем справедлив приговор,
Что не верил неверным богам,
Что колдун был, мятежник и вор —
Всё глашатай поведает вам.

Не позволит узнать одного:
Велика ли взаправду вина —
Что любил, не спросив никого,
И забыть не захочет она!

…Не дописана пара страниц,
И остался до истины шаг.
Но на крыльях ликующих птиц
Удержаться сумеет душа.
Разрывается серая хмарь,
Переулки штурмуют ветра…
А чего это встал государь?
Ах, на башне пробили: пора!

Что за глупость – казнить по часам?
И, беспечней любого из вас,
Я смеюсь голубым небесам,
Не желая завязывать глаз.

Это всего лишь игра, герцогиня.
Это всего лишь игра.
Чёрным по белому сброшено имя
С тонкого среза пера.

Белая роза и чёрные латы —
Памятью каждой строки.
Чёрные, белые встанут солдаты
В клетках фламандской доски.

Неосторожен ли доблестный рыцарь?
Не по тебе ли цена?
Это всего лишь игра, Беатриса…
Это всего лишь война.

Свежеструганные доски —
Точно в ряд, точно в ряд.
Топорам работы вдосталь —
Как на солнце горят!

Ладят жёлтые подмостки
На столбы, на столбы,
Да стекают пота блёстки
На мужицкие лбы.

Стружки сыплются под ноги —
Если в глаз, так до слёз.
Только что ж я на дороге
Словно к месту прирос?

Будет нынче лицедеям
Где народ завести.
Ну а мне какое дело?
Нет бы мимо пройти…

Славно спорится работа!
Улыбнусь, так и быть:
Свежий запах эшафота
Не забыть, не забыть.

На берегу канала
(Сумерки сизым плыли)
Два золотых кинжала
Юность мою пронзили.

Ласково-золотые,
Лунные твои очи
В сердце моём застыли
Парой кинжалов прочных.

Девушка из долины
Имени не сказала,
Лишь лепестки жасмина
В воду, смеясь, бросала.

Утром ушла безмолвно
(Вслед тополя кивали)
В белом тумане, словно
В шёлковом покрывале.

…Сумерки сизы снова.
Ветер с холмов горячих
В зарослях камышовых
Пойманной птицей плачет.

Рана не позабыта,
Меньше болеть не стала.
В сердце моём разлита
Тёмная гладь канала.

В сине-серебряном бархате вечер
Струны дождя тревожит —
Плачет гитара о верном и вечном
Так, как никто не сможет.
Полночь опустит мантильи на лица,
Песни прервёт и речи.
Вечер уйдёт… А сердца будут биться —
Верно и вечно.

«Ну зачем я ввязался в драку?» —
Промелькнуло уже в броске.
Жил и жил бы себе собакой
На коротком на поводке.

Погромыхивал цепью важно,
Подвывал на свою луну
Да облаивал стаю вражью
Про себя, отходя ко сну…

А что воли хотелось малость —
Так учили: умей терпеть!
Но плеснула из горла ярость
На шальную людскую плеть.

Я достану. Ударюсь в пламя.
А потом заблестят ножи.
А потом будут рвать зубами
Те, что псами остались жить.

Кто-то выцедит: «Вот волчара!..»
Может, по боку пнёт ногой…
И поймает, почти случайно,
Взгляд ещё не остывший мой.

И отпрянет – не то со страху,
А не то и поймёт, дурак…
Нет, не зря я ввязался в драку…

Люди глядят на небо
Из-за оконных рам,
Проводов и тюремных решёток,
Из-под колючей проволоки,
Через прицел телескопов,
В узкие прорези улиц,
Между высоток, столбов, оград…
И кажется им, что небо —
Лишь кусок геометрии,
Делящей мир на квадраты,
Квартиры, плацдармы,
Расы, религии, буквы
Мёртвых законов…
А небо глядит вниз
И всё ещё ждёт.

В извилистых серых колодцах,
Вгрызаясь упорно всё глубже,
Живут миллионы уродцев,
Забывших о звёздах ненужных.

Они называют их «башни»
И очень гордятся собою,
Поскольку уродцам неважно,
Куда им ползти головою.

От жажды почти умирая,
Шалея под злыми ветрами,
Страна моя, вечно хмельная,
К чему припадаешь губами?

Есть вина печали и лести
И гнева пьянящие мёды,
Есть вина и славы, и чести,
Есть вина любви и свободы.

Одни у господ и вассалов
По чашам широким разлиты.
Другие во мраке подвалов
Засыпаны и позабыты.