Любовь Сушко - Истребление кумиров. Князья и воины

И так захотелось князю, чтобы и в его Киеве появился такой собор. Пусть этот бог и возникнет над миром, остается тут навсегда.

Так была поставлена последняя точка в решении о вере. Но этот бог не был для него чужим. Он не сомневался, что незримый, он присутствовал в соборе, все видел и все знал из того, что творилось вокруг.

Нарисованные лики излучали какой-то дивный свет.

Когда слышались удары колокола, а люди направились к выходу, князь понял, что служба закончилась. Кто-то удивленно взирал на заморских гостей, посетивших их собор.

Князь ушел последним, и это было самым большим потрясением в его жизни.

Перун от него отступил, больше в него сын рабыни не верил, он не хотел быть дикарем, на душу ему лег этот странный бог.

Когда-нибудь, когда придет его час. Владимир встретится на небесах с тем стариком-жрецом, и обязательно скажет ему, что Русь приняла его веру, а он сам оказался последней жертвой на этом пути к свету, значит кровь его была пролита не зря, и великая миссия того стоила.

№№№№№№№

Люди, знавшие о странном происшествии и путешествии князя, дивились его упрямству и с тревогой ждали его возвращения домой.

Они чуяли, что он не распрощается с проклятыми греками. А ведь они сами приблизили этот страшный час для Руси великой. Из-за рабского страха князя им придется принять эту веру.

Дурные предчувствия быстро оправдались. Владимир был неумолим в своем решении, а в безрассудстве он готов был тягаться с отцом. А в рабстве перед этим богом в нем проснулась покорность матушки, надеяться на то, что он отступится, не приходилось.

Он подошел к кумиру Перуна, разозлился, что там оказались случайные свидетели.

Сначала ему хотелось погасить огонь, полыхавший перед Перуном и тем самым подчеркнуть, что он не будет с этим богом, и посмотреть, как ответит на то громовержец.

Но яростные взгляды людей и жрецов заставили его отказаться от этой идеи. Они не понимали того, что он творит, они ничего не знали о новом боге, которому он отдал свою душу. Не стоило сокрушать божество, которому все они так верили.

– Но если ты хоть на что-то способен, – обратился князь к кумиру, -то не позволь себя уничтожить, оставайся с ними, а мне милее совсем другой бог.

Кумир хранил молчание, но кажется, усмехался глядя на этого человечка в дорогих одеждах.

Как плохо, что он появился на свет, как скверно, что он не помер в младенчестве, ведь скольких бед можно было избежать тогда.

№№№№№№№№

Мефи, следивший за князем и слышавший его яростный призыв к Перуну, сначала хотел устроить что-то этакое, показать спесивому рабу кто тут хозяин, но потом все-таки остановился вольно или невольно.

Ничего пусть Перун сам пальцем о палец ударит, или он так далек от этого мира, что и не дотянуться до рабов несчастных?

Перун был где-то далеко, и время его власти над этим миром, над этим князем подходило к концу, хотя он, как и Кронос когда-то у греков, не понимал, что пришли совсем иные времена, может утешиться только тем, что не свои, а чужие сыновья решили вытеснить его из этого мира.

Идол молча обреченно, так хотелось думать князю Владимиру.

Тогда на вечернем пиру он позвал мастеров и велел им строить вместе с греками новый храм. Собор этот должен быть не хуже Византийского, так потрясшего недавно его душу. Только тогда чужой бог, может быть, обратит взор на их мир, и оградит его от всех бед и несчастий.

Князь, задвинув старого бога, пытался торговаться с новым, словно он был наделен бессмертием, и время его никогда не кончится.

Собрались в Киеве тогда все лучшие мастера со всех земель, пришли они на княжеский двор, чтобы узнать и понять, что от них требуется.

Должны были появиться и монахи Византийские, чтобы готовить Русь к Крещению. И хотя они еще хорошо помнили, что случилось с их предшественниками, но чуяли, что теперь все изменится, с ними ничего такого случиться не может.

А Киевляне приходили сюда, чтобы взглянуть на то, как поднимались перед княжеским дворцом стены нового храма, и было это чудо чудное и диво дивное.

– Собор – то повыше княжеского дворца будет, – говорил кто-то, не скрывая восхищения.

– Да не может быть он выше княжеского дворца, не допустит этого Владимир, – отвечал ему другой голос.

Прием закончился.

Мефи молча выслушал речь Мессира, в которой сквозила ирония.

Он чувствовал, что схватка снова проиграна, но сдаваться все-таки не собирался. Ему хотелось верить, что он прав.

Разговор о мастерах-строителях его неприятно поразил, он сразу догадался, что они там строят. Оправдались худшие предчувствия.

– Так вот о чем говорил он, когда смеялся. Он там был, Неужели все так серьезно? Впрочем, все было и так ясно и понятно. Князь этот тупоголовый и трусливый настолько поверил в сказки о рае, что его и с места теперь не сдвинуть больше. Он чувствовал, что и в этой глуши рано или поздно утвердится вера. Это Святослав успел убедить его в том, что случится это не скоро, и вдруг. Когда он успокоился, поверил воинственному князю, все и обрушилось.

Рядом с Перуном было легче, спокойнее действовать, хотя он тоже не подарок, но все-таки. А здесь все рухнуло, распалось, развалилось в один миг.

Что же делать, когда действовать уже точно поздно?

Нет, бесу оставалось только смеяться над собой.

Он вспомнил самого князя на строительстве собора. Тот торопил людей, злился, словно боялся не успеть. Тогда он и не мог прогнать возникшего в душе беспокойства.

Но к нему уже подходил колдун. Они сразу признали друг друга. У того было какое-то особое зрение. Он видел невидимое.

– Интересно, зачем он к князю направляется? – размышлял бес.

№№№№№№№

Колдун и на самом деле шел к князю.

Вернее, это Владимир велел разыскать и привести колдуна, уж больно много таинственного, невероятного стало происходить. Да и непонятно как воскресший брат с обличительными речами.

Но не только разобраться в настоящем, князю еще хотелось узнать и грядущее. А кто кроме колдуна мог помочь ему в том?

Мефи увидел, как обрадовался князь явлению чародея.

Вместе с ним тот отправился во дворец. Он сгорал от нетерпения, хотя и стремился никак не выдать себя.

Конечно, лучше пообщаться с белым (старик был черным магом) Но это не волновало Владимира, главное, чтобы он знал свое дело, верил в свой дар, мог видеть грядущее, а какой он там на самом деле – это не так и важно.

Колдун расположился в боковой, полутемной комнате, начертил круг на полу и начал шептать какие-то заклятия. Князь взирал на него с нескрываемым любопытством, хотя ничего не понимал из того, что тут творилось.

Наконец колдун повернулся к нему, видел, как князь ждал его слов, словно вернулся в реальность.