Инна Фидянина-Зубкова - Нежить и богатыри. Сборник сказок

Но как проснёшься, поди-ка крышу поправь. Баю, бай.

Анчутки – мелкие злые духи с маленькими копытцами, прямоходячи, у некоторых крылья. Есть три вида анчуток: полевые, домашние и водяные. Наиболее безопасны полевые анчутки, наши предки верили, что анчутки жили в каждом растении и носили соответствующие именования – рожник, пшеничник, картофельник и т. д. Они не вредят человеку, но если не убегут с растения в момент сбора урожая, то впоследствии могут предать пище неприятный вкус. Именно поэтому люди совершали множество обрядов во время работы в поле. Полевые анчутки никак не взаимодействуют с более жестокими духами полей, вроде полуденниц.

Вы простите меня, люди добрые,

но сила чёрная по миру мается,

сердцами греется, сказками тешится;

не чуя доблести, ведёт в побоища народы целые,

ай, в одну сторону да поминальную.

Поскакал как-то раз богатырь Алешенька сын Попович погулять, косточки молодецкие размять, серых уточек пострелять, стрелу калёную потешить, себя позабавить. Ходил, бродил, нет нигде серых уточек, улетели серы уточки в края дальние. Опечалился удалец, стал целиться во всё подряд: дерево, так в дерево; куст, так в куст. И попал он случайно в невиданную деву-птицу Алконост: сама обликом птичьим, а голова девичья.

Вскрикнула она голосом человеческим и кровью истекая, прокляла убийцу своего лютого самыми страшными проклятиями, какие есть на свете, да выпустила дух. Пошатнулся богатырь, помутнело его око светлое, покосился рот свеж – пошёл на сторону: окривел добрый молодец, подурнел, пострашнел. Ясен лик свой трогает, не поймёт ничего, в горьком грехе раскаивается.

Ну, горевать не воевать, а дело без рук не делается. Выкопал Алешенька могилку свежую, схоронил деву-птицу несчастную, земелькой тело присыпал да к дому передом, а к лесу задом поплёлся.

Как пришёл домой, то понял, что онемел: ни сказать, ни написать, да и грамоте он с роду обучен не был. А на дворе семь бед, семь несчастий: молода жена в недуге слегла, мать преставилась, да и тятеньке-попу не несут прихожане полбу. Везде голод, мор. Печенег пришёл чёрной тучею на Рассею-мать.

Делать нечего, надо идти воевать. Надевал богатырь доспехи крепкие, брал булатен меч, собирал коня Сивку смелого. И скакал, бежал на злого ворога! Смёл он силу-сильную да в один заезд. А в другой заезд смёл их жен, детей. Никого не оставил для семени. И домой езжал победителем!

Но дома тишь да гладь, все ушли воевать с татарином. И опять надевал богатырь доспехи крепкия, брал булатен меч, собирал коня Сивку смелого. И скакал, бежал на злого ворога. Смёл он татарина да в один заезд. А во другой заезд смёл их жён, детей. Никого не оставил для семени. И домой езжал победителем!

Что застал он там: заставы битые, хаты сожжённые да церкви белые на дым пущены. Никого из родни не осталось, род людской лежит весь вповалочку – пошалил, погулял печенег тот злой. Печенег тот злой да вместе с тюрками.

Разозлился Алеша, разгневался, кликнул Сивушку своего верного, вскочил на него, пришпорил больно так! Ай заржал конёк, будто бесы в нём, и догнал печенега лютого. Печенега лютого да тюрка глупого. Потоптал копытами их дурны головы, не оставил в живых ни единого! Шатры же вражьи спалил дотла назло! А из кольчугушек он взял и выковал себе железный дом. Да жить остался в нём, немоту свою проклиная, юродство наружу не выставляя. Так и жил богатырь Алешенька на краю Руси, рубежи от набегов оберегая, от всякой нечисти охраняя.

Прожил добрый молодец так без малого сорок лет и четыре годика, бобылём прожил да одиночечкой. Ай прослыл он на земле могучим самым! Народ про него былины слагивал и байки баивал, мол, живёт на краю Руси богатырь-калика: ликом дурен, глух и нем, но Родину от половца сторожит, а поляка лишь одним своим ликом отпугивает!

Но случилось так, что устал терпеть одиночество могучий, русский богатырь, старый казак Алексей Попович-сын. Вышел он лунной ноченькой во двор, на улицу да под околицу. Глядь на небушко, там луна полная, на старость шедшая, богиней Дивией ему подмигивает и во весь рот широк улыбается.

Возгорюнился наш сиротинушка и то ли мыслями, а то ли жестами ей рассказывает: «Гой еси, луна ясная, дева красная, велика Дивия, да ты избавь меня от порчи жуткия, от навета-наговора наистрашнейшего! Осерчала убиенная дева-птица Алконст, наложила заветушку на весь род людской и на меня бессмертного, проклятие.»

Усмехнулась Дивия, спрашивает: «А душегуб то кто, на деву ту?»

Опустился Алеша на коленочки, перекрестился богу единому. Поморщилась богиня луны. А богатырь челом бьёт, кается: «Я душегуб её! Пошёл я в лес погулять, косточки молодецкие размять, серых уточек пострелять, стрелу калёную потешить, себя позабавить. Ходил, бродил, нет нигде серых уточек, улетели серы уточки в края дальние. Опечалился я, принялся целиться во всё подряд: дерево, так в дерево; куст, так в куст. И попал нечаянно в деву-птицу Алконост. Вскрикнула она голосом человеческим и кровью истекая, прокляла меня самыми страшными проклятиями, какие есть на свете, да выпустила дух.»

Вздохнула Дивия: «Врёшь ты складно, да ладно уж, напущу я на тебя обряд, а как через него пройдёшь, так всё взад и возвернёшь.»

«Что за обряд такой?» – воин щурится.

«Жди птичку», – ответила богиня, умолкла и пошла по небу колесом заветным.

А богатырь спать побрёл в свой железный дом, но запоры, на всякий случай, нараспашку оставил. Наутро к его ставенкам птица чёрная ворона подлетела, в оконце стучится: «Тук-тук, открывай, богатырь великий, да бери меня супругою своей, ежели желаешь, чтоб проклятие твоё сгинуло.»

Пробудился Попович, глаза продрал, удивляется: «Гой еси, ворона смелая, как же я тебя в жёны то возьму? Махонькая ты совсем, да и не баба, а птичка малая!»

«Бери и увидишь, что будет.»

Как ни крути, но запустил мужик птицу в дом. Та зашла и превратилась в деву красную с косой чёрною. Обомлел богатырь, да и женился на ней. А как женился, так к колодцу прохладному побежал, вглядываться в своё отражение – прошло проклятие иль нет? Глядит он в воду чистутю: ан нет, не прошло проклятие, не стал Алешенька пригож собой.

«Ну ладно, – думает, – подожду ещё год-другой.»

Однако, жена богатырю досталась сварливая, говорливая, нахрапистая: поедом мужа съедает, совсем житья не даёт! Собрался воин и пошёл воевать (лишь бы из хаты долой) на одну войну, на вторую, на третью. Так до сих пор и ходит. А дома не появляется – выжила его ворона из железной клетки. Но и сама она туда редко заглядывает, наведёт порядок да в лес летит! В лесу хорошо, привольно, лишь пожары там и страшны.

Потянулись года: сто лет прошло, двести, триста, четыреста. А былинный как был на лицо крив, так и остался. Даже из его родни никто не воскрес.