Владимир Полосков - Жизнь нам даётся лишь раз

Будет плата потом за бои,
и кого-то представят к наградам.
Эх, ребята, сыны вы мои,
вам по жизни всё это не надо.

И не нужно вам громких побед.
Нам ведь жить вместе с этим народом.
Вы допойте, ребята, куплет
без звенящих гитарных аккордов.

Я пью сегодня горькое вино
и от него я скоро захмелею.
Я буду пьян. Теперь мне всё равно.
Последних дней своих я не жалею.
И пусть кружится снова голова,
и сердце бьётся от хмельного зелья.
Мне не нужны фальшивые слова,
когда придёт глубокое похмелье.

Я снова пью, чтоб чуть утихла боль,
та, что навеки в сердце поселилась.
Мне одиночество начертано судьбой,
и не надеюсь я на Божью милость.
И пусть осудит вся моя родня
и кто-то скажет:» Старый ты пьянчужка»
Мне без хмельного не прожить и дня.
Бутылка стала верной мне подружкой.

Я пью сегодня не в последний раз.
Мне питиё становится привычным.
Я буду пить и в свой предсмертный час,
хоть встретить смерть не трезвым неприлично.
И пусть дрожит моя нетвёрдая рука,
и влага горькая на скатерть пусть прольётся.
Я буду пить, живу ещё пока,
А на том свете выпить не придётся.

Нас безжалостно время состарило,
никому мы теперь не нужны.
Отмечать даты все перестали мы,
прозябаем на грани нужды.
И встречаемся чаще на поминках,
где смиряемся с новой бедой.
Ручейком наша жизнь стала тоненьким,
а была полноводной рекой.

Соблюдая обычаи прошлые,
мы, не чокаясь, горькую пьём
по три стопки за душу усопшего,
остальные за то, что живём.
И хмелея от водки безрадостно,
мы былые года ворошим.
А о будущем думаем тягостно,
что там ждёт нас, об этом молчим.

И становимся в общую очередь,
что на кладбище всех нас ведёт.
Отдадут нам последние почести,
в час, когда подойдёт наш черёд.
А пока наша жизнь ещё теплится,
пусть старуха с косой не спешит.
Будем жить и на что-то надеяться.
А пока будем просто мы жить.

Вечер был выпускной, лейтенант молодой
пригласил на тур вальса девчонку.
Заглянув ей в глаза, он три слова сказал
и увёз на чужую сторонку.

Всё пришлось повидать,,пережить, испытать,
не легка офицерская служба.
Но опорой была ему верной жена,
и он был её преданным мужем.

Были точки в тайге и учёба в Москве.
Была радость и были невзгоды.
Были рядом друзья и росли сыновья,
на погонах менялися звёзды.

Когда был капитан знал суровый Афган.
Подполковник с Чечнёй был знакомый.
А она всё ждала и ночей не спала,
сохраняла тепло его дома.

А недавней весной вновь оркестр полковой
исполнял на плацу звонко марши.
Генерал с сединой покидал ратный строй.
Вытирала слезу генеральша.

Синее море
белый причал.
Радость и горе
я повстречал.
Радость свиданий,
горечь разлук.
Нежность касаний
горячих рук.

Ты обещала
верить и ждать
и у причала
снова встречать.
Чайки кричали
как от беды.
Вот я причалил,
но где же ты?

Женская верность
словно волна,
а так хотелось
верить словам.
Дружит с волнами
белый туман.
Был между нами
только обман.

Я не верю ни снам, ни гаданьям,
и астрологи мне ни к чему.
Знаю только одно заклинанье —
от тебя никогда не уйду!

Долго будешь во мне сомневаться
и сомненья твои я пойму.
И не раз будешь ты отдаляться.
Всё равно от тебя не уйду!

Ты побудешь ещё и с другими.
Не один я тебя только жду.
Дни мои будут долго пустыми.
Всё равно от тебя не уйду!

Можешь верить, а можешь не верить.
Но ты знаешь, тебе я не лгу.
Свою жизнь ты мне можешь доверить:
от тебя никогда не уйду!

И когда умрёт грешное тело,
а душе быть в раю иль в аду.
Как бы быть ты со мной не хотела,
я и там от тебя не уйду!

Там, где синие дали.
и седые хребты,
есть на Южном Урале
Увильды, Увильды.
Словно нежная ласка
шелест сонной волны,
это озеро сказка —
Увильды, Увильды.

Дремлют сосны веками
там у кромки воды.
Шепчут звёзды ночам —
Увильды, Увильды.
Там цветные туманы,
словно детские сны.
Заживляют все раны —
Увильды, Увильды.

И по древним преданьям
жили там колдуны.
Это рук их созданье —
Увильды, Увильды.
Как само вдохновение
и ему нет цены.
Это чудо творение,
Увильды, Увильды.

Снова белая ночь
дышит свежей прохладой.
Снова белая ночь
не даёт мне уснуть.
Ничего не хочу,
ничего мне не надо.
Ту далёкую ночь
не забыть, не вернуть.

Пусть теперь не редки
и привычными стали
ожиданья и встречи,
и светлые дни.
Но от лёгкой тоски
и от светлой печали
в эту белую ночь
никуда не уйти.

Будет ночь коротка
и растает с рассветом.
И придёт новый день
самый длинный в году.
Может быть, как тогда,
ночь запомнится эта.
Может быть, и её
я забыть не смогу.

Для тебя не пришла
ещё ранняя осень.
Только август стоит
у тебя во дворе.
Ты ещё молода,
тебе лишь сорок восемь.
Ну, а я доживаю
в своём октябре.

Радость памятных встреч
мы в сердцах своих носим.
И в наследство потом
отдаём детворе.
Тебе долго цвести,
как в свои сорок восемь.
Ну, а мне любоваться
тобой в ноябре.

Ни наград, ни богатств
мы у Бога не просим,
только малость любви
на вечерней поре.
Пусть ты будешь всегда,
как в свои сорок восемь.
И такой же простишься
со мной в декабре.

Ему под пятьдесят,
а ей только семнадцать.
И что тут может быть?
Ну разве адюльтер?
Любовью их большой
лишь можно восхищаться
и не дано судить,
а ставить лишь в пример.

Он умный русский царь.
И много вокруг женщин.
Обычная семья
и верная жена.
Но юная княжна,
чей взгляд такой застенчив,
перечеркнула всё,
любимым назвала.

Почти пятнадцать лет
заполнены той страстью.
И письма через день.
и встречи так нежны.
Но не хватило чуть
ему его же власти
царевнами назвать
детей своей княжны.

Судачил потом двор,
когда его убили,
про то, что ему Бог
той страсти не простил.
И Спасом—на—Крови
ту церковь окрестили,
где он в предсмертный час
судьбу благодарил.