Карл Мунк - Один

Ведуньи поили сына великого аса душистыми отварами трав. Ведьмы, поводя над лицом спящего руками, призывали тьму отступить. Колдуны по расположению звезд углядели, что опочивальню Бальдра нужно перенести в западное крыло палат: дворец юного бога в неделю был перестроен и перепланирован наново.

А Бальдр каждую ночь обреченно боролся со сном, чтобы очнуться в мире, которого не было. Но раз он мог там жить и дышать – что же тогда реальность? Реальностью становились и угрозы, которые бросали двойники бога. Их проклятия и обещания наполнялись зловещим светом.

Бальдр стал беспокоен. Чего никогда не позволял себе и не терпел в других – резок и вспыльчив. Приступы ярости чередовались с длительной хандрой.

Бальдр все реже различал грань между Асгардом и миром в пустоте. Там, во сне, город все больше становился привычным.

Его многие «я», расселившись по одинаковым палатам, больше не грозили задушить юного бога, лишь шипели, пока Бальдр в поисках выхода из лабиринта недостроенных улиц, всегда заканчивавшихся тупиками, метался по призрачному городу:

– Погоди, тебе тут и остаться!

И в самом деле, период бодрствования становился все короче: Бальдр мог проспать несколько суток кряду. И лишь ниточка в запертом сундуке и неясно различимое дыхание сына уверяли Фригг, что Бальдр жив – лишь погружен в сновидения. Его жизнь теперь мало чем отличалась от смерти. Фригг, боясь приступов сна, которые могли бы застигнуть Бальдра где-нибудь в дороге или вдали от Асгарда, запретила сыну покидать покои. Юный бог, к прочим несчастьям, оказался пленником в собственных палатах.

– И давно ты тут обитаешь? – жалостливо глянула на юношу Хана.

– Не помню! Не знаю, – первая вспышка энергии угасла. Бальдр равнодушно откинулся на подушки. – Да и какая разница: день? год?

– Ну-ка, вставай, – приказала старуха. – Я и так задержалась в этом мире. Если тебе суждено умереть, ну, что ж все когда-нибудь умрем. Но хотя бы полной грудью вздохнешь! – и подтолкнула юношу с постели.

– Ты полагаешь, так будет справедливо? – усомнился Бальдр, однако облачился.

– Не о справедливости речь: твои сны тебя сведут в могилу куда быстрее, нежели пророчества!

– А что скажет мать?

– А что она скажет, когда найдет тебя удушенным, или что там твои привидения с тобой утворить обещали? – сварливо откликнулась прорицательница, распахивая ставни.

Ночь была хороша: прохладная, с крупными звездами. Сад внизу темнел шапками крон. Перекликались разбуженные луной соловьи.

Хана глотнула ночного воздуха. Подтолкнула к окну аса:

– Ну, в такой красотище и помереть не страшно, верно? Ответом была неуверенная гримаса: все-таки умирать не хотелось. Но с того дня Бальдр плюнул на ночные кошмары, вернувшись к оставленным забавам.

К нему, как ни спорила Фригг, привели его любимого скакуна. И Бальдр, носясь с ватагой таких же безумцев по степи, к вечеру так уставал, что, попав в серый мир, падал прямо на мостовую. Серые двойники что-то кричали и бесновались – Бальдр непробудно спал до утра и просыпался в своей опочивальне отдохнувшим.

Теперь-то ему пригодилось повеление Фригг – Бальдр, пользуясь безнаказанностью, один на один ходил на медведя и голыми руками разрывал пасть лесной рыси. Снежные барсы, поджав хвост, торопились забиться в расщелины, когда Бальдр выходил на охоту.

Не обходилось и без бахвальства: радуясь, что избавился от кошмаров и стал неуязвимым, Бальдр насмешливо стоял под градом осыпавших его стрел.

Асы, охочие до опасных забав, швыряли в Бальдра палки и камни – юный бог лишь хохотал: ничто не смело его коснуться.

– Озоруете? – в разгар одной из таких забав на подворье явился Локи.

– Тебе что за дело? – насмешкой встретил распаленный забавой Бальдр. Игра заключалась в том, что бог находился в кругу, и каждый бросал в Бальдра какой-нибудь предмет, а юный ас должен был на лету рассмотреть, кто что кинул.

Локи, не охочий до глупых развлечений, к удивлению прочих, на этот раз присоединился:

– Ну-ка, вспомним молодость, – и с удивительной скоростью принялся метать камни, палки, наконечники копий, сухие листья, птичьи перья.

Хохот стоял вселенский. Полюбоваться сыном вышла на террасу сама богиня. Что с того, что причиной умений – волшебство? Мать видела достоинства сына, какая же разница, в чем секрет его удачливости?

Даже слепой Хёд, которому наскучило греться на солнце, попросил, коснувшись плеча первого, кто подвернулся:

– Ну, дайте мне место в кругу! Бальдр видит, я действую на слух. Посмотрим, кто из нас изощренней, – и зашарил рукой по протянутой Локи омеле.

– Давай, старина! – поддразнил старика Баярд.

Омела взлетела в воздух. Просвистела над головами присевших от ужаса асов и в следующий миг пробила горло юного бога.

– Бальдр! – ослепла от горя Фригг, слетая со ступеней.

Юношу обступили. Засовещались. Кликнули колдунов и лекарей. Но воины видели – рана смертельна, и жизнь вместе с кровью медленно вытекает из обмякшего тела.

Сказать Одину никто не рискнул. Фригг, как потерянная, ходила, заглядывая в лица молодых воинов. Остановившийся взгляд оживал при виде каштановых локонов или знакомого овала.

– Бальдр?! – кидалась Фригг, и тут же потерянно отступала.

Тело юноши, готовое к сожжению, третий день лежало на высоком помосте из бревен, обложенных вязанками валежника, – Фригг хоронить не позволяла, тигрицей бродя кругами.

– Уйдите! Вы разбудите его!

И растерявшиеся воины стояли вдали молчаливой толпой. Один ни жестом, ни словом не показал, сколь печальна потеря. Лишь в ночь поседел клок волос да седые пряди проступили в бороде.

Бальдр был – и больше мальчика нет? Разум отказывался мириться с очевидным.

Хёд прятался, переживая вину в одиночестве, но его никто не судил: как можно избежать случайности, если она предопределена? Лишь родители Бальдра с законами бытия согласиться не могли.

– Быть беде! – шептались асы, переглядываясь. Немало несчастий уже обрушили божественные родители Бальдра, ослепшие в своем горе. Поворот руки Фригг – и на месте цветущей долины из земли прорастала бурлящая лава, на многие расстояния покрывая землю мертвой горящей пленкой.

Нахмурился Один – потоки воды и зоркие молнии без промаха разили селения во всех подвластных асу мирах.

– Я пойду в Хель, – отважился вступиться за бесконечные жертвы горя родителей бог Хермод.

Впервые за много дней Фригг посмотрела осмысленно. Впилась взглядом в говорившего. Расталкивая асов, бросилась к Хермоду, покрывая поцелуями его пыльные сапоги:

– Спаси! Спаси моего сына – ты получишь весь Асгард! – в исступлении Фригг себя не помнила.

Хермод осторожно высвободился из цепких рук несчастной богини.