Гершон Кранцлер - Серебряная маца

Многочасовые допросы и побои не могли заставить его оговорить себя. Следователей поражала его стойкость. "Это еще одно доказательство его злой силы", - пришел к выводу инквизитор, по поручению архиепископа возглавлявший следствие.

Рассказы о еврейском юноше возбудили любопытство архиепископа, и он решил сам поехать в тюрьму и взглянуть на него. Расположение, которое вызывал к себе Иосеф, ни к чему не вело, поскольку простой люд требовал повесить еврея. Казнь стала бы сигналом к погрому еврейского квартала. А поскольку такой погром мог несколько ослабить недовольство горожан, вызванное ростом цен, у герцога-архиепископа не было оснований выступать против казни Иосефа.

Евреи города во главе с Ицхаком Благочестивым немедленно собрались на совет, чтобы найти способ помочь ни в чем не повинному Иосефу Леви. Как только стражники увели Иосефа, Ицхак послал гонца в Бамберг, надеясь, что Яаков Лейб сможет использовать свои влияние и связи, чтобы освободить сына. Члены совета хотели повидаться с бургомистром Регенсбурга, но не были приняты. Другие направились ко дворцу герцога-архиепископа, но и им не удалось добиться приема. Оставалось только взывать о помощи к Богу.

Между тем герцог-архиепископ приказал привести еврея к себе. Он не мог не видеть, что Иосеф Леви умен не по годам и кажется слишком искренним и порядочным, чтобы быть отравителем.

"Такой поступок, ваше высокопреосвященство, очевидно бросил бы тень на евреев вообще, - доказывал Иосеф. - Кто настолько глуп, чтобы совершить подобное злодеяние?" Герцог-архиепископ не мог не отметить логики в речах юноши. Но ни логика, ни справедливость не слишком занимали его в этот момент. Иосеф мог послужить отличным козлом отпущения, отвлечь внимание от затруднений, испытываемых герцогом-архиепископом, и тот не собирался упускать эту возможность. Он приказал подвергнуть Иосефа Леви пыткам.

Но на следующий день пришли донесения, которые казались неправдоподобными, - юноша был настолько поглощен молитвами, что, казалось, вовсе не почувствовал боли. Герцог-архиепископ не мог скрыть восхищения, но времени на раздумья не оставалось; напряжение толпы достигло опасного предела, и кто знает, чем все это может кончиться... Герцог-архиепископ приказал проверить правдивость юноши огнем. На горящем костре он мог сознаться в колдовстве.

"Дайте мне день, чтобы дошить ту пару башмаков, что уже начата мною, прежде чем сожжете меня заживо", - попросил Иосеф, выслушав приговор. Хотя герцогу-архиепископу не хотелось откладывать казнь, он не мог отказать юноше.

Иосеф был уверен, что его отец знает о случившемся, и хотел выиграть день, чтобы дать Яакову Лейбу возможность спасти его.

Башмаки, над которыми он работал, были заказаны сыном бургомистра, и именно их юноша думал представить главе гильдии башмачников, чтобы получить диплом мастера.

Несмотря на слабость и раны от побоев, он работал днем и ночью, обращаясь к Богу с просьбой дать ему сил и веры. К утру ботинки были закончены. Они были достойным произведением истинного мастера своего дела, отпрыска рода Леви-Оппенхаймеров и ученика Ицхака Благочестивого. Затем Иосеф сложил инструменты, омыл руки и глаза водой, которая была выдана ему для питья, надел талис и тфилин для молитвы, которая, как он думал, окажется последней в его жизни.

Под дробь барабанов и крики толпы вели Иосефа Леей на костер, разложенный на широкой рыночной площади. В те же минуты сын бургомистра из последних сил боролся со смертью. Отец сидел у его кровати, не замечая ничего кругом, кроме сына, и умолял врачей спасти его. Но они только качали головами.

Вдруг веки юноши затрепетали, а губы задвигались, как будто он пытался сказать что-то. Бургомистр наклонился к нему, чтобы расслышать шепот. "Иосеф... мои башмаки... Иосеф... башмаки..." Юноша продолжал повторять эти слова, дыхание с трудом вырывалось из его груди.

Сначала бургомистр не мог разобрать, чего хочет сын, слишком он был потрясен. Барабанный бой, вопли, крики толпы заставили его понять, что, похоже, обращаться к юноше-башмачнику уже поздно. Он обернулся к докторам.

"Возможно, наступил кризис. Нельзя терять ни минуты. Нельзя упускать шанс, может быть, последний. Даже если вам необходимо отправить парня на костер, приведите его сперва сюда, вместе с ботинками".

Дом бургомистра стоял неподалеку от площади. Иосефа Леви вели к костру под крики толпы, как вдруг шествие неожиданно замерло. Два рослых солдата пробирались сквозь толпу, которая затихла и расступилась.

"Стой! Стой!" - кричал солдат, который шел первым. Удивленный герцог-архиепископ поинтересовался, в чем дело, и солдаты объяснили: "Бургомистр настоятельно просит подождать, пока обвиняемый не побывает у ложа умирающего сына бургомистра. Врачи утверждают, что это необходимо для его выздоровления".

Герцога-архиепископа не слишком заботили дела бургомистра, не нравилась ему и заминка в осуществлении планов. "Впрочем, это вряд ли что изменит, - подумал он. - И возможно... как знать? Возможно, именно это и послужит доказательством моей правоты".

Иосефа Леви привели в дом бургомистра, а специальный гонец принес сделанные юношей ботинки. И тут, казалось, свершилось чудо. Лишь только Иосеф подошел к постели, больной открыл глаза. Сначала он продолжал тяжело, с хрипом дышать. Но как только перевел взгляд с Иосефа на прекрасную пару ботинок, дыхание стало ровным и легким. "Мои ботинки... чудесные новые ботинки..." - прошептал он и протянул к ним руки. Врачи облегченно вздохнули и заулыбались, бургомистр вместе с ними смотрел, как к юноше возвращается жизнь.

Известие об удивительном исцелении разошлось быстрее ветра. Герцог предполагал, что может произойти нечто подобное. Именно этого он ждал. Тут же он приказал солдатам отвести Иосефа Леви обратно на костер. "Вот свидетельство, что он и вправду заколдовал сына бургомистра! Теперь каждый своими глазами убедился, что этот еврей обладает властью над злыми силами. Сожжем его!"

"Спалим еврея!" - кричала толпа, беснуясь у дома бургомистра, стремясь снова заполучить свою жертву.

Несмотря на сопротивление бургомистра, солдаты потащили Иосефа Леви обратно, на рыночную площадь. На него опять накинули черный капюшон и собирались тащить его вверх, чтобы привязать к столбу, как вдруг сквозь рев толпы снова раздались крики: "Стой! Стой!" Запряженная карета пробилась сквозь толпу, курьер осадил лошадей напротив того места, где сидел герцог-архиепископ.

"У меня срочное послание для вас от его светлости эрцгерцога Франконского". Послание было скреплено печатью эрцгерцога. Герцог-архиепископ Регенсбургский сломал ее, и огромная толпа в молчании стала прислушиваться к тому, что он читал вслух: "Иосеф Леви из рода Леви-Оппенхаймеров - мой придворный башмачник. Он находится исключительно под моей юрисдикцией, и любые выдвинутые против него обвинения могут рассматриваться только при моем дворе".