Гянджеви Низами - Пять поэм

И скакал Искендер через рощи и чащи,
И несчастных людей отвращал от несчастий.

Музыкант — птица зорь, им ведущая счет,
Треть которая ночи, скажи мне, течет?

Не запела в саду ни единая птица.
Ты согдийскую птицу заставь пробудиться.

Ветра осени шумный послышался взмах.
Все пошло по-иному в увядших садах.

Пропадало роскошество каждого сада.
Каждой розы прекрасной погасла лампада.

По краям ручейков пожелтела трава.
Все упали плоды, вся опала листва.

На ветвях запылало то пламя, в котором
Вся сожглась пестрота, столь приятная взорам.

Бродит много дихкан, о базарах тужа,
Все замкнули калитки садов сторожа.

В водоемы Хосроев текущие воды
Уж застыли от холода злой непогоды.

Без воды и плодов нет отрады в садах.
Глина старых оград рассыпается в прах.

Где же кравчий с вином? Где же сладость и ласки?
Все мертво, в мертвый сад зверь войдет без опаски.

Смолк пернатых язык. И, вонзаясь в стопы
Быстроногих ветров, обнажились шипы.

Где же те, что в саду отдыхали, бывало?
Поклонявшихся розам в долинах не стало.

С солнца Золото стер непостижный терпуг,
Стали воды в ручьях как недвижный терпуг.

Нет красавиц в садах; их спугнули морозы.
Соловьи улетели, осыпались розы.

Заклеймили шипы каждый розовый куст.
Где и песни и чанг? Сад безмолвен и пуст.

И завяло — увы! — в эти дни листопада
Древо дивное — гордость подлунного сада.

Искендер-кипарис был здоровья лишен,
Щедро тратил здоровье в скитальчествах он.

Стужа в мире, и грудь Повелителя — в стуже.
Мир он ведал, и все ж вновь он влекся к нему же.

Ослабел полновластья приманчивый зов,
И к нему невнимательный стал нездоров.

Долго птица над миром царила, но крылья
Обломились! Подняться? Напрасны усилья!

Где тюльпаны ланит? Стройный тополя стан?
В когти сокола злого попался фазан.

Войсковые врачи, — а порой и вельможа,—
Днем и ночью сидели у царского ложа.

Берегли светоч мощного царства они,
Составляли в тревоге лекарства они,

В стуке сердца и в колбах разгадку искали.
Но уж звали недужного темные дали.

И в назначенном снадобье будет ли прок,
Коль пришел расставанья назначенный срок?

Вновь пытали врачи все целебные травы,
Но душа вырывалась из тесной оправы.

И лужайки никто уж не смог бы найти,
Где бы странник сумел отдохнуть на пути.

Если боль и страданье содействуют смерти,
Это — воля судьбы благодетельной, верьте.

Горло смертному жмет столь неистово рок,
Что торопит измученный гибели срок.

Каждый врач размышлял об ознобе, о боли,
Но ведь врач ведал то, что он ведал, — не боле.

Ведь лампаде, когда жизни канул и след,
Даже масло и то причинило бы вред.

«Ведь больные плоды — слову мудрых я внемлю —
Чуть притронутся к ним — упадают на землю».

Исцеленье несет многим страждущим врач,
Но, леча обреченных, не знает удач!

В девять сфер устремляющий мудрые взоры
Стал на них наводить звездочетов приборы.

Он померкшей нашел основную звезду.
Звезды счастья ушли: все вещало беду.

То сплетение звезд, что так дивно блистало,
К гороскопу царя благосклонным не стало.

Увидав, как черта вещих знаков течет,
Побледнел и от страха застыл звездочет.

В руки зеркало взял Повелитель, желая
Поглядеть, что свершила судьба его злая.

Он узрел худобу. Он узрел, что, спеша
К краю мира, от плоти бежала душа.

Стыла медленно кровь, стало немощным тело.
Изогнуть кипарис что, скажи, захотело?

Дух из тела бежал, в тьму недужного мча.
Царь заплакал, как плачет, сгорая, свеча.

И призвал он друзей. G тяжким роком не споря,
Им он молвил, исполненный скорби и горя:

«Мой корабль испытал волн крутящихся власть,
Лютый змей растворил ненасытную пасть.

Властный глас призывал, звал подняться с привала:
То судьба Искендеру веленье давала.

Надо мной небеса плыли тихой рекой, —
И в горах и в степях мне давали покой.

Но теперь небеса мраком черным затмило,
И луна мне грозит, и дневное светило.

Мне бороться невмочь: на меня, на раба,
Ополчилась, идет грозным войском судьба.

Что свершу? Злое небо, в неистовстве рьяном,
Мой венец уловляет поспешным арканом.

Подойди, казначей, нужно денег царю.
Может статься, я взяткою муки смирю.

Подойди, меченосец: мечом своим ярым,
Может статься, с мучительным справлюсь я жаром,

Я — ваш царь Искендер, могший джиннов карать,
Свой вознесший престол, ведший грозную рать,

Препоясанный в бой, полный жаркого духа,
Продевавший кольцо в лютых недругов ухо,

Меч поднявший на зло, многомощней слона,
Все Кульзумское море взбурливший до дна,

Отпугнувший волков от безмерного стада,
Многих малых поднявший, бессильных ограда!

Я разбитого много умело скрепил.
Чтоб иное разбить, много тратил я сил.

Я насилия зло заменил состраданьем.
Завершить много дел счел своим я заданьем.

Был в Каннаудже мой меч. Знал он множество стран:
Ввел войска я в Кульзум, ввел войска в Кайруван.

Смерть пришла. Не блуждать мне горами и степью!
Стал силком этот меч, стал он тяжкою цепью.

Степи, взморья, пески, горы, тысяча рек!
Кто скитался, как я? Ни один человек!

До луны возвышал я иных исполинов,
Много чванных голов снял я с плеч властелинов.

Обезглавил я мощного Фура, и пал
Предо мною в Китае могучий Джайпал.