Гянджеви Низами - Пять поэм

От Насика к Мансаку я вел свою силу,
Отомстил я Кабилу и также Хабилу.

Погасил я огонь темных магов. В огонь
Вверг я море врагов. Всюду рыскал мой конь.

Как Джемшида престол, трон мой всем был отрада.
Я ограду раскрыл Феридунова клада.

Я узрел все потайное племени Ад.
Я проник в дивный сад, где простерся Шеддад.

Причинил Серандибу немало я срама.
Попирал я стопою вершину Адама.

Был я словно Рустам, меч Рустама нашел.
Кей-Хосрова я чашу сыскал и престол.

Я на запад посланца направил с востока.
Вал Яджуджский! Конца ему нету и срока.

Был я в Месте Священном, как древле Адам,
И к Каабы кольцу я притронулся там.

Я свой светоч зажег, с мраком бился я черным.
Дверь насилья забил я усильем упорным.

К светлой славе идя, я играть не хотел,
Не свершал никогда непродуманных дел.

Где б я ни был, идя многомощным походом,
Правосудье внушал я своим воеводам.

Мне не страшен был зной, размягчавший гранит.
Полный сил, я твердил: «Рок меня сохранит».

Что ж я стражду теперь? Тут прохлада, но что же!
Что мне мех и шелка на мучительном ложе!

Голова на подушке, и сам я не свой!
Кто здоровой к подушке прильнет головой?

Мастерскую сию черной вижу я ныне.
Я у черных потоков, я в черной пустыне.

Что вам доброго ждать? Не утешу я вас!
Каждый вздох мне тяжел. Мой приблизился час.

Я подобен младенцу, не знавшему света
И ушедшему в тьму. Давит истина эта.

Всю я землю узрел, мне весь мир был открыт,
Но и ныне мой взор созерцаньем не сыт.

Тридцать шесть! Если б лет я три тысячи ведал,
Я бы то же сказал: сердце миру я предал.

Я за полог вселенной рассудком проник,
Я луну разгадал, понял солнечный лик.

Для познавших весь мир стал я светочем знанья.
Возносил я хваленье творцу мирозданья.

Не в неведенье темном на свете я жил,
Я искал постиженья неведомых сил.

Много книг я прочел, все я ведал науки,
Но бессильны они в час последней разлуки.

Я от каждой беды мог когда-то уйти,
Но для бегства от смерти не знаю пути.

В затрудненьях любых можно действовать смело,
Но со смертью борьба — неразумное дело.

Где премудрые? Деньги считал я за прах,
Их даря мудрецам. Пусть развеют мой страх!

Подойдите и в золото прах обращайте,
О лекарстве своем Искендеру вещайте.

Аристотель, ты где? Мрак я зрю впереди.
Из теснины смертельной меня уведи!

Где же ты, Булинас? Всей волшебною силой
Ты меня возврати к жизни светлой и милой!

Где подвижник Платон? Пусть применит ко мне
Он познанья свои. Весь горю я в огне.

Где Валис? Не спасет ли царя он и друга,
Не постигнет ли тайну лихого недуга?

Призовите Сократа! Мой близится срок.
Не Сократу ль открыть самый трудный замок?

Одвуконь за Хермисом пошлите! Быть может,
Он хотя бы на миг Искендеру поможет!

Пусть к Фарфорию мчатся! У смертного дня,
Может статься, он выкупить сможет меня».

Царь промолвил затем: «Нет! Я предан гордыне!
Лишь творца поминать мне назначено ныне!

Избавленья от мук не пошлет ли мне он,
И не будет ли им прах мой бедный прощен?

Чья поможет рука? Стал для всех я далеким.
Кто меж сонма людей был таким одиноким?

Если мне небеса шлют одну только тьму,
Поднимать мне свой голос молящий к чему?

Ведь от праха, друзья, получил я начало.
Стать мне прахом опять, видно, время настало.

Перед тем, как с пучиною буду я слит,
В море выброшу я свой прославленный щит.

Я родился нагим, и, закрыв мои вежды,
Вы заройте меня без венца и одежды.

Был без бремени я. Время царства забыл
Я навек, буду наг я, как некогда был.

Посетила скалу птаха малая. Вскоре
Улетела. Скала испытала ли горе?

Я — та малая птаха, а царство — скала.
Миру трудно ль забыть Искендера дела?

Порождать и сражать мне подобных он любит.
Злобный мир! О, горбун! Всех, проклятый, он губит!

Хоть внимал я всем людям, хоть не был я злым,
Но насилие все ж применял я к иным.

Вы простите меня. Судей жду я не строгих.
Ведь неправых владык обезглавил я многих.

В черный прах мой опустится черный престол.
Дух мой к светлым взлетит, в их лазоревый дол.

Не стенайте с покрытыми пеплом главами!
Пусть прощенья слова будут сказаны вами».

Все он молвил. Безмолвье возникло в ответ.
Он уснул. Мнилось всем: в нем дыхания нет.

Музыкант, вновь настрой свой рокочущий руд!
Пусть нам явит ушедших твой сладостный труд.

Запевай! Посмотри, я исполнен мученья.
Может статься, усну я под рокоты пенья.

Если в утренний сад злой нагрянет мороз,
Опадут лепестки чуть раскрывшихся роз.

Как от смерти спастись? Что от смерти поможет?
Двери смерти закрыть самый мудрый не сможет.

Лишь смертельный нагрянет на смертного жар,
Вмиг оставит врачей их целительный дар.

Ночь скончалась. Вся высь ясной стала и синей.
Солнце встало смеясь. Плакал горестно иней.

Царь сильнее стонал, чем в минувшую ночь.
Бубенцы… Отправленья нельзя превозмочь.

Аристотель, премудрый, пытливый мыслитель,
Понимал, что и он — ненадежный целитель.

И, узнав, что царя к светлым дням не вернуть,
Что неведом к его исцелению путь,

Он промолвил царю: «О светильник! О чистый!
Всем царям льющий свет в этой области мглистой!

Коль питомцы твои не сыскали пути,
Ты на милость питателя взор обрати.

Если б раньше, чем вал этот хлынет суровый,
Страшный суд к нам направил гремящие зовы!

Если б раньше, чем это прольется вино,
Было б нашим сердцам разорваться дано:

Каждый волос главы твоей ценен! Я плачу.
Волосок ты утратишь, я — душу утрачу.

Но в назначенный час огневого питья
Не избегнуть — ни ты не избегнешь, ни я.