Эпосы, легенды и сказания - Беовульф

воина юного:
он видел тело

вождя возлюбленного,
лишенное жизни;

но тут же, рядом,
его убийца

лежал бездыханный,
жизнекрушитель,

погибший в схватке,
змей зломерзкий,

страж, утративший
свои сокровища,

ибо железное
лезвие тяжким

ударом в сердце
вдруг оборвало

дни его жизни,
и грянул оземь

холмохранитель
на склоне кургана:

не властен он больше
летать ночами,

червь огнекрылый,
гад, стерегший

свои богатства.
Дракон был повержен

рукою конунга,
клинком владыки,

каких воистину
среди сынов земли

вовеки не было,
хоть я и слышал

песнопреданья
о многих сильных

и стойких в битве,
но не посмел бы

из них ни единый
в огне сходиться

с ядоточащим
червечудовищем,

стяжая богатство,
как сделал Беовульф,

смертью купивший
клад несметный,

в битве, где оба
противоборца

расстались с жизнью!
Тогда уж из лесу,

из рощи вышли
клятвопреступники, —

те десять бесславных,
бежавших в страхе,

копья в испуге
поднять не посмевших,

меча в защиту
ратеначальника, —

и вот, покрывшие
щиты позором,

они приблизились
к одру героя,

глядя на Виглафа:
сидел скорбящий

над телом старца,
достойный копейщик

кропил водою
лицо владыки,

но бесполезно —
ничто не смогло бы

дружиноводителя
вернуть к жизни!

Господня воля
в веках непреложна,

Промысел Божий
искони правил

делами смертных, —
и ныне так же!

Суровой речью
их встретил воин,

мужей трусливых,
бежавших от битвы;

на них, бесчестных,
глядя презрительно,

так молвил Виглаф,
сын Веохстана:

«Правдоречивый
сказал бы: воистину

вождь, наделивший
вас, нестоящих,

кольцами золота,
ратными сбруями

(ибо нередко
в застольях бражных

шлемы, кольчуги,
наряды сечи,

в дружинном зале
дарил державный

всем, приходившим
в его пределы), —

зря отличил он
мечами острыми

вас, дрожащих
при виде недруга.

Не мог он похвастаться
вашей помощью

в сражении, конунг,
но, взысканный Богом

Победотворцем,
один сумел он

в неравной схватке
врага пересилить!

Я был невластен
спасти державца,

и уберечь его
надежды не было,

но, изловчившись,
помог я родичу:

мечом наудачу
ударил чудовище —

оно ослабло,
и в горле смрадный

огонь пресекся.
Но слишком мало

было соратников
вокруг владыки! —

за то отныне
и вам не будет [165]

даров сокровищных,
нарядов ратных,

ни радостей бражных;
и вы утратите,

землевладельцы,
наделы наследные,

когда услышат
дружиноводители

в краях сопредельных
о том, как в битве

вы обесславились!
Уж лучше воину

уйти из жизни,
чем жить с позором! [166]»

Тогда ко дворцу
он гонца с вестями

послал, в хоромы
над морем, где ждали

с утра старейшины,
сидели ратники,

гадая надвое:
то ли оплакивать

вождя погибшего,
то ли с победой

вернется конунг;
и не солгал им

печальный вестник
с холма приморского,

муж, прибежавший
с мыса курганного,

но правду измолвил,
сказал глашатай:

«Возлег сегодня
на ложе смерти

владыка ведеров,
гаут всевластный,

уснул, убитый
в бою драконом!

А рядом с героем
жизнекрушитель

простерся мертвый,
ножом распоротый

(не меч, но двуострый
нож покончил

с червечудовищем).
Там же Виглаф,

сын Веохстана,
над Беовульфом,

живой дружинник
над павшим державцем,

страж печальный,
сидит, охраняя

и друга и недруга!
Ждут нас войны

и кровомщение, [167]
едва о смерти

правителя нашего
узнают фризы,

франки услышат.
Та распря вспыхнула,

когда на хугов
дружину Хигелак

и флот свой двинул
к пределам фризским,

где войско хетваров
с ним переведалось,

воинство сильное,
многомогучее, —

там был повержен
отважный в битве,

пал в сражении
вождь, не успевши

воздать соратникам
за службу добычей;

возненавидели
нас меровинги. [168]

Не жду я также
добра и мира

от племени шведов:
ведь всем известно,

как в Роще Вороньей [169]
убил Онгентеов

Хадкюна Хредлинга.
Тогда впервые

гауты гордые
войнолюбивых

искали Скильвингов,
и встретил гаутов

родитель Охтхере,
старец державный:

сваливши Хадкюна —
вождя мореходов,

из плена выручив
жену, чьи сокровища

враги похитили,
свою супругу,

ему родившую
Охтхере с Онелой,