Алексей Щавелев - Славянские легенды о первых князьях. Сравнительно-историческое исследование моделей власти у славян

Для остальных сообщений летописи о первых русских князьях Карамзин применял стереотипный подход — отделение «сказочных подробностей», «словесного предания» от исторически достоверной «основы»[16].

Аналогичным образом, только более систематически, рассматривал известия «Повести временных лет» М.Н. Погодин[17]. Для каждого известия летописи историк выявлял и разделял «сказки» и «достоверные факты». В числе источников летописи Погодин назвал «саги, песни, былины, предания»[18]. Особое внимание он уделял «преданию о расселении славян с Дуная» и «сказанию летописца о полянах»[19]. В сводном перечне источников летописи Погодиным выделены «былины» («Владимиров цикл»), «рассказы об Олеге и Ольге», «пословицы и поговорки»[20]. Отдельно отмечена возможность использования летописцем скандинавских («варяжских») саг: «Саги были одним из важных источников Нестора... наши саги имели один и тот же источник с исландскими»[21].

Наиболее полно «исторический» подход, заключавшийся в широком обобщении данных о древней славянской истории с целью выявления исторически достоверных сведений, был воплощен в «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьёва[22].

С.М. Соловьёв поддерживал версию о «топонимическом происхождении» образов Кия и его родственников и пытается воссоздать логику конструирования предания летописцем[23]. В частности, известия о старшинстве Кия среди братьев и мотив похода на Царьград Соловьёв трактовал как распространение поздних «биографий» князей на ранний период. Он подробно разобрал исторические обстоятельства призвания варягов, привел аналогичные рассказы о призвании правителя из других раннеисторических традиций — в частности, о призвании Пржемысла в Чехии, упомянул легенды о начале других германских и славянских государств, например, польское «предание о Пясте и Попеле». Историю всех первых князей от Рюрика до Святослава Соловьёв рассматривал исключительно как «предание», отразившееся в летописях, но историческая подоснова этого текста не вызывала у него серьезных сомнений.

Гораздо больше внимания проблематике устных источников летописания уделял В.О. Ключевский. В тексте «Повести временных лет» он нашел «подражания и заимствования из византийской хронографии», «следы более древнего летописания», известия, восходящие к устным источникам[24].

Ключевский отметил несколько рубежей изменения характера текста летописи. По его наблюдениям, в середине XI в. летопись «теряет легендарный отпечаток»[25]. Кроме того, исследователь предположил, что заглавие ПВЛ относится «не к целому своду, а только к рассказу, составляющему начало и прерывающемуся ... на княжении Олега»[26].

В.О. Ключевский также выделил несколько сказаний, на которых основывался летописный текст: «предание об обрах и дулебах»[27], «о призвании князей и утверждении Олега в Киеве»[28], «о крещении Руси», «народное киевское предание об Игоре и Ольге», «народное предание о мести княгини Ольги, развивающиеся в целое поэтическое сказание, в историческую сагу», «обломки былин» (о Святославе и Владимире)[29].

В предании о Кие исследователь выявил «историчные», «достоверные» моменты — занятия охотой, существование «родового союза», миграции славян, синойкизм как механизм градообразования[30].

Ключевский констатировал, что можно предполагать и частично реконструировать существовавший в середине XI в. «уже сложившийся ... целый цикл историко-поэтических преданий..., другой цикл богатырских былин, воспевающих богатырей Владимира...»[31].

В итоге В.О. Ключевский предложил достаточно полную, хотя и обобщенную классификацию источников летописания: «народные предания, поэтические былины, письменные (книжные. — А.Щ. ) сказания»[32], подметил в летописном тексте отдельные черты исторических песен[33].

Сравнение ключевых сюжетов и мотивов русской летописи со славянским фольклором (сказками, былинами, песнями) было произведено Н.И. Костомаровым[34]. В своем исследовании он преследовал две основные цели — разделение «мифологического пласта» и «исторического ядра» в летописных текстах и выявление исторически достоверных элементов в позднем славянском фольклоре. Он определял большинство летописных сказаний как «туземные» славянские легенды — о переселении славян, уграх, обрах, расселении племен, о Кие, призвании варяжских князей[35]. Аналогичный подход использовал в своем исследовании И.П. Хрущов[36], который уделял особое внимание сообщениям об очевидцах событий и информаторах летописца[37].

В итоге изучения ранней русской истории в XIX в. возобладало мнение о легендарности изображения в летописи первых этапов сложения древнерусского государства, получил распространение тезис о значительной доле «вымысла», «искажения» действительности в известиях начального летописания. Историческая критика источников была сосредоточена на поиске «достоверной основы», «исторического зерна» предания. Такой подход привел даже к попыткам построить древнюю историю Руси не по дошедшим до нас текстам, а исключительно на основе гипотетических реконструкций возможных источников ПВЛ[38] или данных преимущественно византийских источников[39].

Вместе с тем некоторые исследователи рубежа XIX-XX вв.[40] попытались создать цельные картины древнейшего периода русской истории и соответственно верифицировать историческую достоверность летописных преданий путем их сравнения с сообщениями иностранных источников, лингвистическими, археологическими и этнографическими данными. Прежде всего здесь следует отметить работы А.Е. Преснякова[41]. С одной стороны, Пресняков следовал общему для историографии XIX в. принципу поиска исторических черт в преданиях: «исторической чертой народного предания (об обрах и дулебах. — А.Щ. ), сохраненного летописью, могло быть разве воспоминание о жестокости авар к пленникам (оно могло сохраниться ... в песенной форме[42])»; «все эти предания о замене власти отдельных князей земли деревской непосредственной властью киевской переплетались с преданиями о Свенельде и его сыне ... в клубок, который распутает только подробный анализ истории старейших летописных текстов ... для моей цели достаточно остановиться на ... известии, что Святослав ... посадил Ярополка в Киеве, Олега в Древлянской земле, новгородцам же дал Владимира под опекой Добрыни»; «но как бы то ни было в деталях (предания об Аскольде и Дире. — А.Щ. ), само известие о походе 860 года — крупная черта в истории...»; «с преданиями об Олеге связан вопрос о важнейшем моменте — о соединении новгородского севера и киевского юга в один политический организм, но предания дошли до нас в таком виде, что выделить из них подлинно старинное от комбинаций книжника-летописца ... трудно»; «с именем Ольги связан такой крупный культурно-исторический факт, как ее крещение, сообщение летописи об этом событии выродилось в наивную и весьма несуразную народную побасенку»[43].