Малик Умбетбаев - Победит сильнейший

провалилась. Последние два года старшеклассники играли

там на гитарах и нас, детей помладше, туда не пускали.

Теперь музыкалка была нашей. В 9 - 10-м классе я ощущал

себя на вершине пирамиды. Я был секретарём комсомольской

организации школы. Директор здоровался о мной за руку. К

завучу мы запросто ходили в гости на чай. Она жила в

соседнем с интернатом доме. Я был самым старым учеником

в спортивном интернате. Ветераном. Люди приходили и

уходили. Только я и моя одноклассница Светка поступили в

4-м и теперь в были на пороге выпускного. Но Светка не

жила в общежитии, а это большая разница. Я знал всех

учителей, тренеров, поваров. Я мог незаметно проникнуть в

интернат в любое время суток. Или раздобыть еду. У меня

даже были ключи от двери между женской и мужской

спальней. В общем я был частью истории школы. Наконец я

был единственным круглым отличником. Все учителя это

признавали. Кроме надменной химозы. Помню с седьмом

классе она незаслуженно влепила мне тройку. Изредка я

занимался химией с мамой. Она тоже была преподавателем

химии. Когда мама узнала про тройку, то пришла в интернат

побеседовать с нашей химозой.Но та просто выставила маму

за дверь. В общем у меня были три козыря в кармане. И вот

теперь мне предложили четвертый - ключ от музыкалки. В

музыкальной комнате пахло старыми сигаретными бычками.

В шкафах за стеклом пылились разнокалиберные духовые

инструменты. Но главное, в углу стояли две электрогитары -

бас и обычная. Возле них два усилителя и большие чёрные

колонки. Слева у стены стоял латвийский электроорган с

колонкой сиденьем. Он был покрыт лакированным ореховым

шпоном. Серега тут же подключил гитару и уже не выпускал

ее из рук. Играть на басе я не умел. И хотя на органе я тоже

не шарил, его мощный звук меня покорил. Я решил стать

клавишником. С нуля. Дома, в городке, в одной из комнат

стояло пианино. Сестра ходила в музыкальную школу.

Поэтому пиликать одним пальцем по клавишам я умел. Но

теперь надо было изучить аккорды, песни, научиться играть

коллективом, а не соло. В спорте мы не привыкли отступать.

Так что мы стали репетировать. Вскоре к нам присоединился

мой друг конькобежец Валера Ковалев. Он прилично играл на

басе. Затем пришел Хутор, Серега Хуторной. Он был борец-

классик и выглядел значительно старше нас. Но главное, он

знал кучу песен и у него был приятный баритон. В общем к

Новому году мы разучили несколько песен советских ВИА.

На зимних каникулах в один из вечеров мы расставили

аппаратуру в вестибюле и закатили танцы под живую музыку.

После первых звуков вестибюль заполнился людьми. После

второй песни танцевали все. Дежурный тренер разрешил нам

играть до 23:00. Хотя мы, воодушевленные таким тёплым

приемом, готовы были это делать до утра. С этого дня в

школе появился собственный ансамбль. И каждую пятницу

мы устраивали в вестибюле общежития танцы. На наши

вечеринки приходили и учителя. Хутор знал как голосом

можно растревожить женские сердца. В общем теперь мы

жили только музыкой. В любую свободную минуту бежали в

музыкалку, репетировали, заучивали новые песни. На уроки

мы стали надевать костюмы с тонким галстуком, подражая

молодым Битлз. Мы стали неразлучной четверкой как четыре

мушкетера. Мы стали крутыми. Но в феврале произошло

событие, отбившее у меня любое желание играть. В голове

звучал только похоронный марш. У меня умерла мама. После

несложной операции по удалению кисты в легких, уже в

реанимации она простыла по недосмотру сестёр, у нее

оторвался тромб в ноге и он закупорил сосуды легких и

сердца. Неделю назад отец отвёз ее в больницу. И вот теперь

надо забирать безжизненное тело на похороны. Ей было всего

39 лет. Шесть месяцев до этого случая в сентябре мама

вме сте с другими учителями техникума сдава ла

флюорографию. Почему нам домой позвонили только в

феврале и предложили заново пройти обследование. Обычное

совковое головотяпство. Нас в семье осталось четверо. Отец

57 лет, я в девятом классе, старшая сестра в десятом, и

младшая сестра Лена. В тот год ей исполнилось семь лет.

Весь мой класс пришёл на похороны в нашу небольшую

трехкомнатную квартиру. Отец умудрился посадить и

накормить всех тридцать учеников. В такие моменты пустоты

надо было постоянно чем-то заниматься. Я твердил себе

только одно слово - несправедливо. Позже я узнал какой

бездонной бывает несправедливость. В возрасте тридцати

трех лет умрет моя младшая сестра Лена. От головной боли.

И тоже трое ее детей останутся сиротами. В марте и апреле

на Медео высокий сезон. Солнце греет так сильно, что можно

было кататься на коньках в плавках. Смотреть на людей мне

не хотелось. Приехав на тренировку на каток, я оставлял

коньки в раздевалке и поднимался пешком на соседние

заснеженные хребты. Иногда я встречал семью из трех

горных туров, похоже они меня совсем не боялись. Может

чувствовали мое горе. На плоской вершине одной из гор я

написал большими буквами на снегу. Прости мама. Может

она увидит оттуда с неба. Но я знал, что теперь я навсегда

останусь непрощенным. С этим тяжелым чувством надо было

как-то жить. Через месяц я вернулся в музыкалку. Наше

мастерство росло. Ансамбль пригласили играть на

избирательном участке. Когда пожилой журналист спросил

как мы называемся, я ответил: «Дитя во времени». Он

засуетился и сказал, что напишет просто - музколлектив

интерната номер 6. Мне было все-равно. В июне мы играли

песни для очередного выпуска десятиклассников. На свой

выпускной бал через год руководство школы пригласило

ансамбль со стороны. Завуч сказала так будет правильно. По

просьбам своих, мы всё-таки сыграли пару любимых песен.

Последняя песня в школе. И пошли пешком через весь город

встречать рассвет возле Дома правительства. В тот день

утром после выпускного меня ждал рейс Алма-Ата - Москва .

Я ехал поступать в институт.

Приложение

Фото из архива автора снимка Геннадия Хромова.

На снимке слева направо: Витя Иванченко, Мухтар Игинисов, Малик Умбетбаев, Саша Яковлев, Муса Мусин, Андрей

Пыхтин и др.